По словам Реденса, после выпивки на даче Ежов разоткровенничался с подчиненными: «Чего вам бояться? Ведь вся власть в наших руках. Кого хотим — казним, кого хотим — милуем. Вот вы — начальники управлений, а сидите и побаиваетесь какого-нибудь никчемного секретаря обкома. Надо уметь работать. Вы ведь понимаете, что мы — это все. Нужно, чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили. Ты должен быть самым авторитетным человеком в области…»
Если Ежов действительно вел такие разговоры, то о них наверняка сразу же доносили Сталину, которого это могло убедить в том, что нарком внутренних дел — очень неумный человек, раз говорит такие вещи. Никто, даже НКВД, не может быть выше партии…
К началу 1938 года Сталин, вероятно, уже считал, что Ежов свою задачу выполнил. 16 февраля Президиум Верховного Совета СССР присвоил имя Ежова школе усовершенствования командного состава пограничных и внутренних войск НКВД. Наверное, это было приятно Ежову, но подарок был невелик — на сей раз его именем назвали не город, а всего лишь подчиненную ему ведомственную спецшколу. И партийный рост его остановился: в политбюро Ежов так и не был избран, остался кандидатом.
Ежов отправил Сталину рукопись своего труда «От фракционности к открытой контрреволюции» с короткой запиской: «Очень прошу просмотреть посылаемую работу. Это первая глава из книги о „зиновьевщине“, о которой я с Вами говорил. Прошу указаний».
Сталину писательские амбиции Ежова, похоже, не понравились. Он не для того назначал Ежова наркомом, чтобы тот писал книги. Книги и без него есть кому писать. Очевидно, Сталин увидел, что и Ежов уже больше думает о своем положении, своем престиже, словом, о своих делишках, вместо того чтобы полностью отдаться делу. Этот вывод не мог не привести к роковым для Ежова последствиям.
Ежов захотел еще и стать ответственным редактором журнала «Партийное строительство». Его самолюбию малограмотного человека льстило сознание, что он теперь вроде как редактирует журнал. И это тоже не могло понравиться Сталину.
В 1938 году Ежов написал в ЦК, Верховный Совет СССР и Верховный Совет РСФСР записку с предложением переименовать Москву в Сталинодар. Хотел услужить хозяину, сделать ему приятное, но не угадал. Сталин этого не захотел: чувствовал, что это будет плохо воспринято. И разозлился на Ежова. Хорошо, когда есть преданный и неутомимый исполнитель, но неумный Ежов стал его раздражать. Сталину нужен был новый человек. Столь же безжалостный, но более толковый.
21 января 1938 года секретарь ЦК Андрей Александрович Жданов выступал в Большом театре на торжественном собрании, посвященном годовщине смерти В. И. Ленина. Он сказал: «1937 год войдет в историю как год, когда наша партия нанесла сокрушительный удар врагам всех мастей, когда наша партия стала крепкой и сильной в борьбе с врагами народа, добившись этого благодаря укреплению нашей советской разведки во главе с Николаем Ивановичем Ежовым».
На самом же деле Ежов уже был не в фаворе.
9 января 1938 года ЦК принял постановление «О фактах неправильного увольнения с работы родственников лиц, арестованных за контрреволюционные преступления».
14 января пленум ЦК принял еще одно постановление — «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Доклад прочитал преемник Ежова на посту начальника отдела партийных кадров Георгий Маленков.
Маленков, скажем, критиковал первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Мир-Джафара Багирова:
— Ты расстреливаешь списками, даже фамилий не знаешь…
Тот быстро нашел оправдание:
— Окопавшиеся в аппарате Азербайджанского НКВД враги сознательно путали документы.
Выступавшие на пленуме призывали «не обвинять людей огульно, отличать ошибающихся от вредителей». Все это для людей понимающих означало, что работой Ежова недовольны, что его эра заканчивается и что он будет выставлен виновником всех несправедливостей.
На этом же пленуме расправились с Павлом Петровичем Постышевым, вывели его из числа кандидатов в члены политбюро. Вскоре его арестуют. Но перед этим он сам успел подвести под арест множество невинных людей. Его лишили должности хозяина Украины и перевели в Куйбышев первым секретарем обкома и горкома. Стараясь показать свое рвение, в Куйбышевской области он распустил руководство тридцати четырех районов:
— Руководство советское и партийное было враждебное, начиная от областного и кончая районным.
Микоян удивился:
— Что, все руководство?
— Что тут удивляться? — ответил Постышев. — Я подсчитал, и выходит, что двенадцать лет сидели враги. Например, у нас в облисполкоме, вплоть до технических работников, сидели самые матерые враги, которые признались в своей вредительской работе. Все отделы облисполкома были засорены врагами. Теперь возьмите председателей райисполкомов — все враги, шестьдесят шесть председателей райисполкомов — все враги. Подавляющее большинство вторых секретарей, я уже не говорю о первых, — враги, и не просто враги, там много сидело шпионов: поляки, латыши, они подбирали всякую махровую сволочь… Уполномоченный Комиссии партийного контроля — тоже враг, и оба его заместителя — шпионы. Возьмите советский контроль — враги.
Булганин спросил его:
— Честные люди хоть были там?
— Из руководящей головки — из секретарей райкомов, председателей райисполкомов — почти ни одного честного не оказалось.
Но не надо принимать всерьез возмущение членов политбюро. Постышев был обречен, и его обвинили в том, что другим в то же самое время ставили в заслугу.
Постышева на пленуме добивал один из секретарей Куйбышевского обкома Николай Григорьевич Игнатов, вскоре занявший его кресло. Так началось восхождение Игнатова, который станет потом секретарем ЦК и кандидатом в члены президиума и в 1964 году примет активное участие в свержении Хрущева…
В эти же месяцы на крови делал карьеру будущий кандидат в члены политбюро Александр Сергеевич Щербаков. Летом 1937 года его командировали в Иркутск навести там порядок. 18 июня он докладывал члену политбюро Жданову об уже проделанной работе:
«Должен сказать, что людям, работавшим ранее в Восточной Сибири — верить нельзя. Объединенная троцкистско-„правая“ контрреволюционная организация здесь существовала с 1930–1931 года…
Партийное и советское руководство целиком было в руках врагов. Арестованы все руководители областных советских отделов, заворготделами обкома и их замы (за исключением пока двух), а также инструктора, ряд секретарей райкомов, руководители хозяйственных организаций, директора предприятий и т. д. Таким образом, нет работников ни в партийном, ни в советском аппарате.
Трудно было вообразить что-либо подобное.
Теперь начинаем копать органы НКВД.
Однако я не только не унываю, но еще больше укрепился в уверенности, что все сметем, выкорчуем, разгромим и последствия вредительства ликвидируем. Даже про хворь свою и усталость забыл, особенно когда побывал у т.т. Сталина и Молотова».
