«Молотов чересчур угловат, — считал Хрущев. — Он противоположность Маленкову. Порой нужно проявить и понимание, и даже необходимую тактическую гибкость. Он на это не способен. Он резок до крайности. Когда он возражает, то даже лицо искажается. Его участие в делегации не располагало к поиску согласия… Не следовало давать повод думать, что мы стоим на старых позициях сталинских времен. А олицетворением такой политики был сам Молотов».
В 1954 году члены президиума вместе отдыхали в Крыму. Каганович спросил Хрущева, как ему работается. Хрущев откровенно ответил:
— Неплохо, но вот Молотов меня не признает, поэтому у меня с ним напряженные отношения.
Молотов становился обузой для Хрущева. Пожалуй, только в одном случае Вячеслав Михайлович был прав. Когда в 1954 году Хрущев передал Крым Украине и у себя в кабинете подписывал соответствующее решение, Молотов прошептал стоявшему рядом главному редактору «Правды» Дмитрию Трофимовичу Шепилову:
— Что же он делает?!
КТО ПОЖИМАЛ РУКУ ГИТЛЕРУ?
В сентябре 1955 года в Москву приехала делегация Западной Германии во главе с канцлером Конрадом Аденауэром договариваться об установлении дипломатических отношений и обмене посольствами. Аденауэра в Москве обвиняли в реваншизме. Но Аденауэр, пристально глядя на Молотова, сказал, что он, по крайней мере, — в отличие от некоторых — не пожимал руку Гитлеру.
Необходимость избавиться от Молотова стала очевидной, когда начались переговоры о восстановлении отношений с Югославией.
Сталин испортил отношения с Югославией уже через два года после войны. Сначала он, естественно, поддержал партизанское движение во главе с Иосипом Броз Тито, хотя к югославскому вождю относился с некоторым внутренним сомнением.
Это подметил Милован Джилас: «В отношениях между Сталиным и Тито было что-то особое, недосказанное — как будто между ними существовали какие-то взаимные обиды, но ни один, ни другой по каким-то своим причинам их не высказывал».
В отличие от лидеров других европейских социалистических государств Тито взял власть без помощи Красной армии. И это дало ему право на особое положение. На территории Югославии не было советских войск и советских наместников. Тито опять же, в отличие от других социалистических вождей, не эмигрировал, не искал спасения в Советском Союзе, не жил в Москве под контролем НКВД, рабски подчиняясь советским чиновникам и вздрагивая при каждом звонке в дверь. Он храбро сражался вместе со своими партизанами против немцев, поэтому он и не боялся Сталина и вел себя с советскими руководителями на равных. В то время как другие восточноевропейские страны спрашивали разрешения по каждому мелкому вопросу у Москвы или у московского наместника, Иосип Броз Тито сам руководил страной.
Уже осенью 1947 года в Москве проявилось недовольство самостоятельностью югославского руководства. Сталин должен был либо заставить югославов подчиниться, либо объявить их врагами. Первое оказалось ему не под силу. Сталин обдумывал какие-то новые геополитические формы. Он хотел соединить в одно государство Болгарию, Югославию и Албанию, Румынию и Венгрию, Польшу и Чехословакию. Цель была понятна — такие федерации, раздираемые внутренними противоречиями, постоянно искали бы помощи у Советского Союза. Это на долгие времена обеспечило бы контроль Москвы над Восточной Европой.
Повода для столкновения долго искать не пришлось. Сталин желал объединения Югославии и Албании, но возмутился, когда Тито начал действовать, не спросясь у Москвы. А тут еще советский посол в Белграде доложил, что югославские власти отказываются предоставлять сведения о своей экономике.
Министр иностранных дел Молотов 18 марта 1948 года отправил телеграмму Тито, назвав действия югославского руководства «актом недоверия к советским работникам в Югославии и проявлением недружелюбия в отношении СССР». Сталин отозвал из страны гражданских специалистов и военных советников. Тито все обвинения отвергал, как надуманные.
27 марта Сталин и Молотов вдвоем подписали письмо югославскому руководству, где сформулировали полный комплекс обвинений: ревизия марксизма, оппортунизм и антисоветизм. За этим письмом последовало еще одно. Отказ югославов знакомить любых советских представителей с самой секретной информацией рассматривался как «недостойная политика шельмования советских военных специалистов и дискредитация».
Югославов обвиняли в том, что они исповедуют «оппортунистическую бухаринскую теорию мирного врастания капитализма в социализм». Одновременно Сталин потребовал от всех компартий осудить поведение югославов, что и было сделано. Дальше это привело к полному разрыву отношений между двумя странами.
В 1949 году на политбюро решили: «Согласиться с предложением МИД СССР о том, чтобы в связи с приемами в советских посольствах и миссиях 7 ноября не приглашать югославских дипломатических представителей на эти приемы. Дать указание поверенному в делах СССР в Белграде не устраивать приема 7 ноября».
Сторонники тесных отношений с Советским Союзом в Югославии были жестоко наказаны. А борьба с югославским ревизионизмом была использована Сталиным для установления еще более жесткого контроля над социалистическими странами, где прошла волна чисток и судебных процессов над мнимыми союзниками Югославии.
После смерти Сталина стало ясно, что надо как-то восстанавливать отношения. В июле 1953 года на пленуме ЦК Молотов говорил:
— Поскольку нам не удалось решить определенную задачу лобовым ударом, то следует перейти к другим методам.
Было решено установить с Югославией такие же отношения, как и с другими буржуазными государствами, связанными с Североатлантическим блоком. 31 июля советский посол вручил Иосипу Броз Тито верительные грамоты. Молотов упорно отказывался называть Югославию социалистической страной. Он по-прежнему считал Тито и его людей «предателями, антимарксистами, перерожденцами, скатившимися в лагерь социал-демократии». Молотов называл Югославию фашистским государством и требовал не посылать туда делегацию, хотя в свое время преспокойно ездил именно в настоящее фашистское государство.
В мае 1955 года Хрущев все-таки поехал в Белград. Без министра иностранных дел. Зато его сопровождал главный редактор «Правды» Дмитрий Трофимович Шепилов, который вскоре сменит Молотова на посту главы МИД. В Белграде договорились о полной нормализации межгосударственных отношений и о «достижении взаимопонимания по партийной линии».
8 июня 1955 года делегация отчитывалась на заседании президиума ЦК. Молотов упрямо возразил:
— Считаю неправильным утверждать, что мы в переговорах с Югославией стояли на позициях марксизма-ленинизма.
Ему резко возразил Микоян:
— После выступления товарища Молотова нельзя так оставлять дело. Есть разногласия в партии, об этом надо сказать пленуму. Неправильно делает товарищ Молотов, отстаивая ошибочные позиции.
Булганин:
— Имеем дело с попыткой внести осложнения в работу нашего коллектива. Надо положить этому конец. По существу, это стремление нанести ущерб результатам переговоров, дискредитировать.
