Я пересказал содержание записки Путину и добавил, что нам, похоже, грозит военная конфронтация.
— А кто такой этот Ивашов? — спросил Путин…
Сидя в самолете, я поспорил с одним из наших генералов на десять долларов, что Ивашова уволят еще до заката».
Заместитель Государственного секретаря, который считается в Америке одним из лучших знатоков России, ошибся. Грандиозный скандал еще только разгорался, и в него втягивались высокопоставленные чиновники.
«Уезжая из Македонии, — вспоминала тогдашний Государственный секретарь Мадлен Олбрайт, — я мечтала хорошенько выспаться по пути домой. Но едва самолет оторвался от земли, как нам сообщили, что русские войска вступили на территорию Косова, и сербы встречают их в Приштине, как героев. Связались по телефону со Строубом Тэлботтом, который как раз находился на пути из Москвы. Посоветовали ему лететь назад».
Самолет Тэлботта находился уже где-то над Белоруссией, когда ему сообщили, что российская часть из расквартированного в Боснии миротворческого контингента вошла на территорию Сербии и предположительно движется в сторону Косова.
Тэлботту позвонил советник американского президента по национальной безопасности Сэнди Бергер. «Сэнди велел мне возвращаться в Москву и «закатить скандал», — вспоминал Тэлботт. — Я пошел в рубку и переговорил с нашим пилотом».
Возвращение Тэлботта в Москву сравнивают с тем, как Примаков, узнав, что начнутся бомбардировки Югославии, отказался от поездки в Америку и вернулся домой. На самом деле между ними огромная разница. Примаков развернул самолет, чтобы не разговаривать с американцами. Тэлботт развернул самолет, чтобы договориться.
«Вернувшись в Москву, — рассказывал Тэлботт, — в нашем посольстве мы смотрели прямые репортажи Си-эн-эн о продвижении российской бронеколонны по Южной Сербии. Когда мы приехали в МИД, Иванов беседовал по телефону с Мадлен Олбрайт. Странный у них получался диалог.
Государственный секретарь извещала министра иностранных дел России, что войска его страны уже вошли в Сербию и приближаются к Косову, а тот отвечал, что это неправда. Иванов говорил, что разобрался с этим делом, и его заверили: российский контингент просто находится в состоянии готовности войти в Косово в рамках синхронизированной операции.
Мадлен Иванову не поверила: у нас имелась собственная информация о передвижении войск на Балканах, и она поступала из источников, которым мы доверяли больше, чем российскому Министерству обороны. Однако Мадлен сомневалась: кто же врет: Иванов ей или российские военные — Иванову…»
Что же произошло на самом деле? Почему российские десантники начали тайный марш в сторону Косова? И как получилось, что другие министры, в том числе руководитель российской дипломатии Игорь Сергеевич Иванов, ничего об этом не знали?
«Мы, — вспоминал генерал Ивашов, — стали готовить доклад министра обороны Сергеева президенту Ельцину о том, что нас пытаются исключить из балканского процесса, во избежание чего следует предусмотреть ряд мер. Одной из них мог бы стать одновременный с натовцами ввод в Косово наших миротворческих подразделений.
Проект документа доложили министру иностранных дел Иванову. Он внимательно прочитал его, внес несколько поправок и завизировал. Позднее пошли разговоры о том, что министр был якобы не в курсе дела, что его чуть ли не «подставили». Это, как мы видим, не так. Иванов, возможно, не знал деталей, но они ему и не требовались. Детали — дело военных.
Министр обороны поставил свою подпись и направился на доклад к Ельцину. Вернулся он из Кремля довольный: президент дал санкцию на синхронный с натовцами ввод российского контингента на территорию Косова…»
В соседней Боснии выполняла миротворческую миссию российская воздушно-десантная бригада. Один из ее батальонов решили перебросить в Косово, а потом транспортными самолетами прислать еще два батальона с территории России…
Генерал-лейтенант Николай Стаськов, который был тогда начальником штаба воздушно-десантных войск, рассказывал журналистам:
«Решение принималось келейно, даже не на уровне первых лиц. Я, как начальник штаба ВДВ, знал заранее. Миротворческой бригадой ВДВ на Балканах командовал полковник Николай Игнатов. Я позвонил ему:
— Создавай заранее группировку.
Чтобы никто не заметил, формировали колонну на старом аэродроме. Когда получили команду, сразу рванули вперед. Сомнения были. Вышел на меня полковник Игнатов, говорит, никаких письменных приказов не получал, что делать? Беру, говорю, ответственность на себя, вперед».
Колонна, направлявшаяся в Косово, состояла из пятнадцати бронетранспортеров и тридцати пяти автомобилей с личным составом. В Министерстве обороны больше всего беспокоились о том, как скрыть от НАТО переброску российских солдат. Ведь формально они подчинялись командиру американской дивизии и совместно выполняли боевую задачу. Но обмануть американских товарищей по оружию оказалось делом несложным.
Генерал Ивашов:
«Командование бригады по указанию Москвы информировало американца — командира дивизии, что наш батальон получил приказ на выдвижение на территорию Союзной Республики Югославии (в нее входили Сербия и Черногория. — Л. М.). Командир дивизии поинтересовался, не нужна ли какая помощь, и пожелал русским успеха.
Под Белградом батальон принял под свое командование генерал-лейтенант Заварзин. Я официально проинформировал Виктора Михайловича, что приказ на осуществление ввода нашего контингента в Косово отдан министром Сергеевым во исполнение прямого указания президента России. Честно говоря, расстановка сил в Москве не гарантировала, что кто-либо из должностных лиц Генштаба, Министерства иностранных дел или президентской администрации не попытается вмешаться в действия Заварзина и не поведет какую-то свою линию…»
Из слов генерала Ивашова следует, что Генеральный штаб либо вообще не был поставлен в известность о переброске войск, либо возражал против этого. Для вооруженных сил ситуация невиданная! Ни одна боевая операция не проводится помимо Генерального штаба. Причем операцией руководил начальник управления международного военного сотрудничества. Вообще-то его обязанность — отправлять министра в зарубежные командировки и принимать иностранных коллег, сотрудничать с военными ведомствами других стран.
Самого министра обороны маршала Сергеева не было ни слышно, ни видно. Он остерегался высказываться на эти темы. За непривычного к публичности Игоря Сергеева говорил генерал-полковник Ивашов. Он стал своего рода пресс-секретарем и главным советником министра, поражая публику жесткостью формулировок. Уже и министр иностранных дел Иванов настаивал на том, чтобы военные не давали отдельных пресс-конференций на натовско-косовские темы. Но генерал Ивашов говорил то, что ему поручает министр обороны.
Вот это больше всего и пугало. Один генерал-ястреб — это нормально. Но если Министерство обороны считает, что страны НАТО — а это девятнадцать государств Европы и Америки — военные преступники, если Министерство обороны сожалеет, что не дали возможности оказать военную помощь Югославии, то есть вступить в прямую конфронтацию с девятнадцатью странами Запада, это производит пугающее впечатление…
