Настоящего ужесточения процедур проверки в Англии так и не произошло. В МИ-5 не хотели этим заниматься, министерство финансов не горело желанием выделять дополнительные деньги. В Англии существует забавная смесь любви к деятельности спецслужб и ненависти к спецслужбистскому государству.
Уинстон Черчилль высоко ценил работу разведки, считал, что за иностранцами можно и нужно шпионить, но не хотел, чтобы эта сомнительная деятельность велась внутри страны, против самих англичан. Шизофреническая ненависть британцев к мерам проверки — одна из причин того, что советская агентура так успешно работала в Лондоне. Еще в 1943 году начальник разведки МИ-6 Стюарт Мензис пожаловался постоянному заместителю министра иностранных дел Александру Кадогану:
— В моей организации есть коммунисты.
Но он ничего не сделал, чтобы их обнаружить.
Стюарт Мензис был человеком опытным и целеустремленным, но не слишком умным. Его личный аппарат состоял из преданных ему людей, вся работа была организована на любительском уровне. Разведка походила на маленькое семейное предприятие. В приемной стояла очередь желающих к нему попасть. На стене рядом с дверью Мензиса было две лампочки. Когда он был занят, горела красная. Когда он освобождался, вспыхивала зеленая. Если дело тянуло на серьезное, он просил посетителя оставить бумаги. Но неизвестно было, когда он сможет ими заняться.
Среди личных дел сотрудников разведки отсутствовало дело самого Мензиса. Об этом позаботился он сам. Это помогало поддерживать миф о том, будто он внебрачный сын короля Эдуарда VII. Но начальник контрразведки МИ-5 Дик Уайт смеялся:
— Я заплатил десять шиллингов и узнал имя его реального отца.
Контрразведчики отвечали за безопасность и борьбу со шпионажем на британской территории. Дика Уайта после назначения директором МИ-5 пригласил сэр Джордж Тернер, постоянный заместитель министра обороны. Он угостил нового руководителя контрразведки бокалом шерри и поинтересовался:
— Наверное, вы думаете, что вас назначили, потому что вы знаете эту работу, а, Дик?
Уайт довольно кивнул.
— На самом деле, — объяснил Тернер, — вас назначили потому, что вам доверяют. Вам доверяют разумно тратить деньги налогоплательщиков и давать министрам толковые советы. Вам предстоит иметь дело с политиками и оправдывать то, чем мы занимаемся.
Дик Уайт руководил организацией, которой с точки зрения закона не существовало. Не было ни одного законодательного акта, который бы определял, что должна делать МИ-5. Тем не менее начальник контрразведки имел право в интересах национальной безопасности вторгаться в личную жизнь любого человека. У него в подчинении были специалисты по взлому дверей, установке тайных микрофонов, вскрытию запечатанных писем, слежке и тайному фотографированию интересующих спецслужбу особ в компрометирующих обстоятельствах. Его подпись способна была ломать карьеры и жизни, причем несчастный даже не мог узнать, кто в этом виноват.
Директор МИ-5 сидел на пятом этаже здания на Леконфилд-Хаус, в конце длинной анфилады комнат секретариата, за дверью с автоматическим замком. Дик Уайт всегда держался несколько отстраненно. Он не любил, когда к нему заходили подчиненные, предпочитал иметь дело только со старшими офицерами:
— Я всегда выбирал офицеров, которым я могу полностью доверять.
На первом этаже хранились тысячи папок, сердце и мозги организации. Бригады девушек, юных и не очень, прочесывали папки в поисках нужного имени, которое интересовало оперативных офицеров наверху. В ФБР уже использовали первые механические компьютеры, а здесь все еще были примитивные картотеки. Секретные документы доставлялись из штаб-квартиры в местные отделения в корзинах для белья.
Тридцать офицеров следили за тремястами разведчиками из советского блока, которые работали в Англии под дипломатическим прикрытием.
Дик Уайт распространил агентурную работу на левые организации, включая Лейбористскую партию, профсоюзы, движение за мир и студенческие организации. С конца сороковых стало ясно, что движение за мир получает деньги из Москвы и его активистов приглашают в Советский Союз, закрытый в ту пору для остального мира. Возник план вербовать левых студентов и симпатизирующих коммунизму профсоюзных работников в надежде, что они побывают в Москве.
Контрразведка не останавливалась перед прямым нарушением закона: тайно вскрывала дома и офисы активистов профсоюзов и левых политиков. В 1955 году оперативники проникли в квартиру одного из руководителей компартии и сфотографировали личные карточки, что позволило составить полный список членов партии. Информация, полученная МИ-5, убеждала контрразведку в том, что коммунисты — это агенты влияния Москвы, а некоторые из них просто агенты и снабжают Советский Союз информацией разведывательного характера.
Прямой политический контроль над МИ-5 осуществлял министр внутренних дел сэр Дэвид Максвел-Файф. Его контрразведка мало интересовала. Он поручил Уайту вести борьбу против коммунизма и делегировал все полномочия своему заместителю Фрэнку Ньюсому. Ни министр, ни его заместитель ни разу не посетили контрразведку. Джентльменам не хотелось вникать в дела ведомства. МИ-5 оставалась изолированной тайной армией, которая живет по своим законам. Это делало невозможным серьезный самоанализ и выяснение причин собственных ошибок.
Штат советского посольства в Лондоне рос как на дрожжах. Аппарат военного атташе — двадцать три человека, военно-морского — шестнадцать. Еще сто с лишним человек числились в советской торговой делегации. Но их присутствие не приводило ни к каким результатам. Британский экспорт в Советский Союз оставался незначительным. Советские представители приобретали образцы новой техники в единичном числе и отправляли их домой для изучения и копирования.
В отличие от ФБР, которое формировало вербовочные группы для охоты на советских дипломатов, британская разведка не решалась на агрессивные операции в Лондоне. Сотрудники МИ-5 не годились для такой оперативной работы. Они сидели в кабинетах и читали донесения, время от времени встречались с агентами. Что касается работы «в поле», то ее полностью доверили особому отделу полицейского управления. Успехи были невелики. Советских дипломатов в Лондоне пытались заманить в «медовые ловушки». Так, однажды отправили красивую девушку в плавание на пароходе, которым возвращался в Ленинград советский разведчик. Девушку поселили в соседнюю каюту. Но офицер, твердо усвоивший правила поведения советского человека за рубежом, даже не взглянул на красотку.
Словом, опасаться контрразведки советскому агенту Джорджу Блейку не приходилось. Но, как это чаще всего происходило в холодную войну, его провалил перебежчик.
На Запад ушел польский подполковник Михаил Голеневский, заместитель начальника военной контрразведки. С 1948 по 1952 год он занимался допросами пленных немецких офицеров и рассказывал, что советские офицеры вывезли в Москву пропавшего начальника гестапо Генриха Мюллера. Голеневскому верили, и его слова стали причиной долгих поисков Мюллера, но это оказалось выдумкой.
