Аллен передал ошеломляющую новость старшему брату — государственному секретарю Соединенных Штатов Джону Фостеру Даллесу. Собрали всех ведущих кремленологов: чего следует ожидать? К кому перейдет власть в Москве? Кто займет место Сталина?
В последние месяцы жизни вождя всеми текущими делами занимался член Президиума ЦК, секретарь ЦК и заместитель председателя Совета министров Георгий Максимилианович Маленков. Он считал себя самым близким к Сталину человеком и его законным наследником. 16 марта 1953 года, через две недели после того, как вождь ушел в мир иной, Георгий Маленков призвал Запад к переговорам: «В настоящее время нет таких запутанных или нерешенных вопросов, которые нельзя было бы решить мирными средствами на базе взаимной договоренности заинтересованных стран. Это касается наших отношений со всеми государствами, включая Соединенные Штаты Америки».
Слова Маленкова давали надежду на потепление отношений Востока и Запада.
Джон Фостер Даллес на пресс-конференции заявил, что смерть коммунистического диктатора значительно увеличивает шансы на укрепление мира. Госсекретарь сказал, что верит: с началом новой эры в мире воцарится дух свободы, а не порабощения.
Собрав помощников, президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр рассуждал:
— Я не думаю, что мне стоит в очередной раз обличать советский режим. Маленкова речами не напугаешь. Дело в другом: что мы способны предложить миру? Чего мы сами хотим достичь?
Аллен Даллес выдвинул сразу несколько неожиданных идей: провести сессию Генеральной Ассамблеи ООН в Москве или совместно с СССР организовать программу экономической помощи Китаю.
16 апреля 1953 года Эйзенхауэр сказал, что нормализация отношений между двумя странами вполне возможна. Речь, которую назвали «Шанс на мир», заметили в Москве.
25 апреля «Правда» писала: «В Американском обществе редакторов выступил президент США Эйзенхауэр с речью, посвященной вопросам международного положения. Эта речь является как бы ответом на недавние заявления Советского Правительства о возможности мирного разрешения спорных международных вопросов. С сочувствием встречены слова президента Эйзенхауэра: «Мы добиваемся подлинного и полного мира во всей Азии, как и во всем мире», так же как его заявление, что «ни один из этих спорных вопросов, будь он велик или мал, не является неразрешимым при нашем желании уважать права других стран»…»
Мало кто знал, что во время выступления Эйзенхауэр почувствовал спазмы в желудке, это были симптомы подстерегавшей его серьезной болезни. Чувствуя, что он сейчас потеряет сознание, президент сошел с трибуны, не договорив до конца.
В декабре 1953 года Черчилль и Эйзенхауэр встретились на Бермудах. Британский премьер предлагал провести встречу в верхах и восстановить «Большую тройку» в новом составе — Черчилль, Эйзенхауэр, Маленков.
Эйзенхауэр считал, что в Кремле сочтут предложение признаком слабости. Он не очень верил в перемены в Советском Союзе. Отправляя в Москву нового посла Чарлза Болена, Эйзенхауэр напутствовал его:
— Смотрите, чтобы вас там не отравили и ни на чем не подловили.
Черчилль полагал, что это госсекретарь Даллес так настроил Эйзенхауэра. Черчилль жаловался своему врачу, что американский президент слаб:
— Президент в руках Даллеса как кукла в руках чревовещателя.
Но британские дипломаты считали, что Эйзенхауэр скорее прав.
Шансы на встречу в верхах были тогда минимальны. Советские руководители не доверяли Черчиллю.
«Встреча глав правительств четырех великих держав, — вспоминал Хрущев, — это была затея Черчилля с целью лишь прощупать нас. Он исходил из того, что у нас после смерти Сталина к руководству пришли новые люди, видимо, как он считал, недостаточно компетентные в вопросах международной политики, еще не окрепшие. Вот он и решил, что следует прощупать нас, оказать на нас давление и добиться уступок, нужных империалистическим державам…»
Уинстон Черчилль признался, что летом 1954 года он предложил Молотову организовать дружескую англо-советскую встречу на высшем уровне, но это предложение ни к чему не привело…
«Черчилль, — писал один из лидеров Либеральной партии Алан Кэмпбелл-Джонсон, — предлагал встречу в верхах, поскольку сложилось впечатление, будто Маленков намерен придерживаться «новой ориентации» в советской внешней политике. Но после двух лет видимого верховенства Маленкова пришло чрезвычайно всех поразившее сообщение об отставке Маленкова и о том, что на посту премьер-министра его сменил Булганин. Выяснилось также, что подлинным хозяином стал секретарь коммунистической партии Хрущев. Все сходились на том, что эти изменения неблагоприятны для перспектив мирного сосуществования…»
Но Хрущев становился все более открытым для внешнего мира. Он отправился в Китай, чтобы передать Мао Цзэдуну военную базу в Порт-Артуре. Поехал в Белград, чтобы извиниться перед Иосипом Броз Тито за сталинские нелепые обвинения. В сентябре 1955 года подписал с Финляндией соглашение об отказе СССР от прав на использование территории Порккала-Удд в качестве военно-морской базы и о выводе оттуда советских вооруженных сил.
Тем не менее настороженность сохранялась. Предложения другой стороны даже не рассматривались всерьез. В начале 1954 года на встрече с министрами иностранных дел Молотов сказал, что Советский Союз готов рассмотреть вопрос о вхождении в НАТО. Все рассмеялись. 31 марта 1954 года Москва направила западным странам официальные ноты с предложением принять страну в НАТО. Последовал отказ.
И только встреча лидеров четырех держав в Женеве в июле 1955 года доказала миру, что в Советском Союзе действительно появилось новое руководство.
— Почему встреча в верхах породила надежду и ожидания? — задавался вопросом британский министр иностранных Гаролд Макмиллан. — Воображение всего мира поразил тот факт, что происходила дружественная встреча руководителей двух великих группировок, на которые разделен мир. Эти люди, обремененные колоссальным грузом своих обязанностей, встретились, беседовали и шутили, как простые смертные… Дух Женевы был возвращением к нормальным человеческим отношениям.
В Женеву Хрущев и Булганин поехали вдвоем. Формально старшим был Булганин. Хрущев ездил в странном качестве члена Президиума Верховного Совета СССР.
Готовясь к встрече в Женеве, Эйзенхауэр почувствовал, что ему не хватает позитивных идей. Он собрал ученых. Тогда и возникла идея «открытого неба», совместных разведывательных полетов над США и СССР, чтобы каждая из сторон видела, что другая страна не собирается нанести первый удар. Эйзенхауэр выдвинул эту идею в Женеве, Булганин проявил вежливый интерес. Но Хрущев твердо сказал: «Я не согласен». И Эйзенхауэр понял, кто руководит советской делегацией.
«Эйзенхауэр, — делился Хрущев своими женевскими впечатлениями, — в личных контактах производил очень хорошее впечатление. Он человек располагающий к себе, в обращении мягкий, голос у него тоже не какой-то такой, приводящий в трепет собеседника, как принято изображать командирские голоса военных. Нет, голос у него был человеческий, и обращение человечное, даже, я бы сказал, притягательное».
