Подгорный и Суслов предложили присвоить Устинову следующее звание — генерала армии. Брежнев предпочел бы произвести старого друга сразу в маршалы, но спорить на политбюро не было принято. Он только добавил:
— Через некоторое время нужно будет вернуться к вопросу о присвоении товарищу Устинову звания маршала.
Все согласились.
— Когда объявить о присвоении товарищу Устинову звания генерала армии? — Леонид Ильич для порядка поинтересовался мнением товарищей. — Очевидно, на заседании коллегии?
Других мнений не было.
Сбылась мечта Леонида Ильича. На торжественной церемонии в Кремле Устинов — в парадной форме — по традиции вручил ему маршальские погоны, хотя Брежнев не дождался подарка и уже пришел в маршальском мундире.
Присвоение звания стало для него главным событием.
19 мая 1976 года по просьбе Черненко Леонид Ильич выступил перед партийными канцеляристами на Всесоюзном совещании заведующих общими отделами. Причем — в своем кругу — без бумажки. Присутствовавший Черняев записал его слова:
— Вот Костя заставляет меня выступать перед вами. А чего говорить — не знаю. Вроде мы с вами встречались два года назад.
Черненко подтвердил:
— Два года и тридцать один день, Леонид Ильич!
— Вот память, видите, у меня какая, — продолжил Брежнев. — Мы вам тогда слово дали? Дали и сдержали. Тогда вы были завсекторами, а теперь завотделами. И зарплата другая, и положение другое. Правду говорю?
Все зааплодировали. Еще недавно общие отделы именовались особыми секторами.
— Ну, вы знаете, съезд мы провели недавно, — говорил генеральный секретарь. — Большое событие. Будем теперь выполнять. Говорят, итальянцы, французы болтают про нашу демократию. Не нравится она им. Ну и пусть. Мы пойдем иным путем… На днях, вы знаете, еще большое событие было. Поставили мне бюст. А политбюро вынесло постановление присвоить мне как генеральному секретарю и председателю Совета обороны звание маршала Советского Союза. Это важно.
Генсек шутил.
— Костя меня уговаривал прийти сюда в маршальском мундире…
Черненко встал из-за стола президиума:
— Да, да, Леонид Ильич, мы все хотели видеть вас в форме маршала. Раз нет, то я покажу всем присутствующим ваш портрет в парадной маршальской форме.
И под аплодисменты поднял огромный фотографический черно-белый портрет генсека в парадном мундире. Потом выглянул из-за него и закричал в зал:
— Леонид Митрофанович, давай!
Из второго ряда встал генеральный директор ТАСС Замятин и понес в президиум еще один портрет Брежнева — цветной. Константин Устинович знал, как уважить Леонида Ильича.
На встречу с однополчанами Брежнев пришел в маршальской форме и с гордостью сказал:
— Вот… дослужился.
Через два года Устинов нашел еще одну возможность порадовать Леонида Ильича.
20 января 1978 года Министерство обороны обратилось в ЦК КПСС с предложением наградить «генерального секретаря Центрального Комитета КПСС, председателя президиума Верховного Совета СССР, председателя Совета обороны СССР, Верховного главнокомандующего Вооруженными силами СССР маршала Советского Союза товарища Леонида Ильича орденом „Победа“ за большой вклад в победу советского народа и его вооруженных сил в Великой Отечественной войне, успешное руководство войсками в ряде важнейших операций по разгрому немецко-фашистских захватчиков, выдающиеся заслуги в укреплении обороноспособности страны, за разработку и последовательное осуществление принятой XXIV съездом КПСС Программы мира, надежно обеспечивающей развитие страны в мирных условиях…».
Орден Победы — это высшая военная награда, которой были удостоены всего несколько человек.
Подпись под представлением поставили все члены коллегии министерства во главе с Устиновым.
16 февраля на заседании политбюро Брежнев обратился к товарищам:
— Я хотел бы посоветоваться по некоторым вопросам: о вручении ордена Победы. Все вы проголосовали за решение и награждение меня этим орденом. Я благодарю товарищей за эту высокую награду. Поскольку решение такое есть, товарищи предлагают вручить его мне 22 февраля.
Все согласились:
— Правильно, 22 февраля будет заседание.
Брежнев продолжал:
— Видимо, для вручения ордена Победы, может быть, целесообразно было бы надеть военную форму.
И снова все поддержали генсека:
— Правильно, это было бы целесообразно.
Члены политбюро понимали, что Леониду Ильичу не терпится лишний раз покрасоваться в маршальском мундире. Брежнев хотел закрепить возможность появляться с новым орденом почаще:
— Но вместе с тем, насколько мне известно, по статуту орден Победы носят также и на гражданской одежде.
Генсека успокоил Суслов:
— В статуте нигде не сказано, что он носится только на военной форме.
И верный Черненко подтвердил:
— Этот орден можно также носить и в гражданской одежде.
На следующий день, 17 февраля, награждение Брежнева оформили указом президиума Верховного Совета. Из текста указа изъяли предложенную Министерством обороны формулировку «за успешное руководство войсками в ряде важнейших операций по разгрому немецко-фашистских войск».
Военные написали это, чтобы обосновать награждение Брежнева полководческим орденом, который давали только за проведение крупных операций. Но Суслов и другие в окружении Брежнева понимали, что начальник политотдела армии никак не мог «руководить войсками в ряде важнейших операций»…
А Леонид Ильич пребывал в уверенности, что звания и награды он получает справедливо:
— Я сказал товарищам, что орден Победы дается только за победы на фронте. А Дмитрий Федорович, да и другие, убедили меня, что победа в борьбе за мир равноценна победе на фронте.
В перестроечные времена, в 1989 году, указ отменили, и драгоценный орден Победы у семейства Брежнева отняли.
Леонид Ильич и для приближенных не жалел наград. Заведующий отделом административных органов Савинкин однажды сказал Брежневу:
— Надо нам прекращать присваивать звания и раздавать ордена. Совсем обесценились.
Брежнев удивился:
— Тебе что, Коля, железа жалко? Пусть получают. Получат, выпьют, настроение лучше станет, есть стимул работать лучше. Зачем их этого лишать?
В отличие от Гречко Дмитрий Устинов никогда публично не называл генерального секретаря на «ты» и не спорил с ним, напротив, постоянно на него ссылался.
— Устинову Брежнев особенно доверял, — рассказывал Василий Другов. — Если в армии что-то происходило, Брежнев говорил Савинкину или мне: «Пусть разбирается Устинов, это его хозяйство, он за него отвечает и за него деньги получает. Пусть сам решит, какие меры принять, у него есть уставы, есть военный суд…» То есть все было доверено Устинову.