«Докладывал мне о романе „Доктор Живаго“ Суслов, шефствовавший над нашей агитацией и пропагандой, — вспоминал Хрущев. — Без Суслова в таких вопросах не могло обойтись. Он сообщил, что данное произведение плохое, не выдержано в советском духе. Одним словом, недостойная вещь, печатать ее не стоит. Такое решение и приняли.
Полагаю, что на той стадии событий кроме Суслова никто из ответственных лиц романа не читал. Я сомневаюсь в том, что и Суслов его прочел. Ему тоже, наверное, дали справку с изложением содержания произведения на трех страничках».
Суслов возражал и против публикации повести Эммануила Казакевича «Синяя тетрадь». Казакевич писал о том, как Ленин накануне Октябрьской революции укрывался от ареста в Разливе. Вместе с ним находился его верный сотрудник Григорий Евсеевич Зиновьев.
Казакевич выставил Зиновьева в неприглядном свете. Но после многих лет сталинской фальсификации истории Суслов в принципе не мог примириться с тем, что имя расстрелянного и заклейменного в истории партии Зиновьева упоминается рядом со святым именем вождя.
Хрущев рассказывал:
«Разослали книгу всем членам президиума, и вопрос о ней был включен в повестку дня очередного заседания.
— Кто имеет какие-нибудь соображения? Почему эту книгу не следует печатать? — спросил я.
— Ну, товарищ Хрущев, — Суслов вытянул шею, смотрит недоуменно, — как же можно напечатать эту книгу? У автора Зиновьев называет Ленина „товарищ Ленин“, а Ленин называет Зиновьева „товарищ Зиновьев“. Ведь Зиновьев — враг народа.
Меня поразили его слова. Разве можно извращать действительность и преподносить исторические факты не такими, какими они были на самом деле?
Даже если мы отбросим то обстоятельство, что Зиновьев враг или не враг народа, то сам факт бесспорен: действительно, в шалаше находились вместе Ленин и Зиновьев. Как же они общались между собой? Как обсуждали текущие вопросы или хотя бы разговаривали за чаем в шалаше? Видимо, называли друг друга словом „товарищ“. А я даже думаю, что Ленин обращался к Зиновьеву по имени — Григорий, ведь у них были тогда близкие товарищеские отношения.
В первые месяцы после Февральской революции они придерживались по всем вопросам единого мнения…»
Не только в первые месяцы после революции, но и до самой смерти Ленина Григорий Зиновьев входил в ближайшее окружение вождя и пользовался его полным расположением. Они вместе провели в эмиграции почти десять лет, вместе вернулись в Россию в апреле 1917 года, вместе написали книгу «Против течения». Зиновьев высказался против, когда Ленин предложил силой свергнуть Временное правительство в октябре, но этот знаменитый эпизод не испортил их личные отношения.
Зиновьев при Ленине был одним из самых влиятельных людей в стране. Владимир Ильич сделал его председателем Коминтерна, членом политбюро и хозяином Петрограда и всего Северо-Запада России. До конца жизни Ленин числил Зиновьева среди своих ближайших друзей и соратников.
Суслов не мог не знать об этом. Но для него главным было другое: при Сталине и после Сталина стране внушали, что Зиновьев враг. Значит, сейчас придется признать, что столько лет врали, обманывали людей?
«Функции околоточного выполнял раньше и по-прежнему выполняет сейчас наш „главный околоточный“ Суслов, — вспоминал на пенсии Никита Хрущев. — Конечно, лично он человек честный и преданный коммунистическим идеям. Но его полицейская ограниченность наносит большой вред.
Мне могут сказать: „Чего же ты терпел, находясь в руководстве страны вместе с Сусловым?“
Верно, ошибался я. Просто я считал, что, если Суслов будет работать в нашем коллективе, то мы на него сумеем повлиять и он станет приносить пользу. Поэтому я не ставил вопроса о его замене, хотя ко мне многие люди еще тогда обращались с предупреждениями, что Суслов играет отрицательную роль, интеллигенция к нему относится плохо».
Лукавил Никита Сергеевич. Устраивал его Суслов своей идеологической надежностью, как и потом Брежнева. Хотя и самого Леонида Ильича иногда тяготило начетничество Суслова. После одного его выступления, пометил в дневнике Анатолий Черняев, Леонид Ильич в Завидове пожаловался своему окружению:
— В зале, наверное, заснули — скучно. Знаете, как сваи в фундамент забивают. Так и у Михаила — ни одного живого слова, ни одной мысли — тысячу раз сказанное и писанное.
По распределению обязанностей среди секретарей ЦК Суслов курировал и вопросы международной политики. Его представления о внешнем мире были, мягко говоря, далеки от реальности, хотя время от времени он ездил за границу и мог бы при желании увидеть, как живут люди.
Дмитрий Федорович Сафонов в начале 1960-х работал советником в нашем посольстве в Англии. Он рассказывал, как в 1960 году в Лондон по приглашению лейбористской партии прибыла советская делегация во главе с Сусловым. Михаил Андреевич разместился в резиденции посла. Вел он себя просто. Однажды утром, никого не предупредив, вышел на улицу и пошел гулять в Гайд-парк. Когда он исчез, в посольстве поднялся переполох. Доложили послу Якову Александровичу Малику, тот объявил аврал, все посольские были брошены на поиски пропавшего члена президиума ЦК. Паника продолжалась до тех пор, пока Суслова не обнаружили прогуливающимся в парке.
После переговоров с руководством лейбористов Суслов изъявил желание посмотреть в Лондоне что-то интересное — в смысле культурной программы. Посол сказал, что самый популярный спектакль — инсценировка пьесы Бернарда Шоу, но трудно достать билеты.
— А вы попробуйте, — наставительно сказал Суслов.
Обратились к директору театра. Он ничем не мог помочь — все билеты на ближайшие спектакли были распроданы. Суслов изумился:
— Как же так? Для советской партийной делегации такого уровня не оказывается билетов? Да что, у них брони нет, что ли? Свяжитесь с Министерством культуры, с МИДом. Должна же быть управа на этого директора театра!
Суслов и не подозревал, что в Англии вообще не было Министерства культуры, да и никакое правительственное ведомство не имело власти над частным театром. А слово «бронь» в советском его значении на английский и перевести практически невозможно. В конце концов Яков Малик в отчаянии обратился к министру иностранных дел, и сам министр принял участие в спасении репутации советского посла. Когда счастливый Малик прибежал с билетами к Суслову, тот многозначительно сказал:
— Нет, Яков Александрович, я не могу — работаю над совместным заявлением с лейбористами. На меня снизошло вдохновение, и я хочу сегодня же довести дело до конца. Так что вы поезжайте в театр без меня, возьмите Бориса Николаевича.
Пономарев заявил, что не может посещать театры, когда Михаил Андреевич трудится…
Зато после окончания переговоров англичане повезли Суслова и Пономарева по стране. Михаил Андреевич охотно беседовал с англичанами, расспрашивал их о зарплате, ценах, жилье. В Манчестере он пожелал побывать в одном из двухэтажных домиков неподалеку от текстильной фабрики. Михаил Андреевич поговорил с хозяином дома, а затем достал из карманов длинного пальто пару матрешек:
