Внешней разведке было дано указание выяснить, сколько Пастернаку причитается.
22 сентября 1961 года Шелепин сообщил в ЦК:
«По имеющимся в Комитете госбезопасности неофициальным данным, в банках ФРГ сосредоточено около 8 миллионов марок, в банках Англии – 100 тысяч фунтов стерлингов, в банках ряда скандинавских стран – 108 тысяч шведских крон…
Комитет госбезопасности полагает целесообразным поручить Инюрколлегии принять меры по введению жены Пастернака – Пастернак З. Н. в права наследования, что даст возможность получить указанную валюту в фонд Государственного банка СССР».
Советская интеллигенция вообще доставляла массу неприятностей чекистам.
В мае 1961 года труппа академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова выехала на гастроли в Париж. В составе труппы был солист театра Рудольф Нуриев. Ему было всего двадцать четыре года, но он уже был известным всему миру танцовщиком.
Председатель КГБ Шелепин докладывал в ЦК:
«23 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения…»
Сотрудник КГБ, включенный в состав труппы, предложил досрочно откомандировать Нуриева домой. 16 июня труппа Кировского театра отправилась в аэропорт, чтобы лететь дальше – в Лондон. Нуриеву сказали, что его дома ждет больная мама. Нуриев решил, что больше его за границу не отпустят, и прямо в аэропорту попросил у французских властей политического убежища.
Убежище было предоставлено.
Пятнадцать лет Нуриев танцевал в Лондонском королевском балете, и его называли величайшим танцовщиком XX века. В КГБ его побег сочли провалом. Переправивший на Запад множество архивных документов бывший сотрудник Первого главного управления КГБ майор Василий Митрохин утверждал, что разведывательно-диверсионный отдел получил указание провести против Нуриева «специальную операцию» – сломать ему ногу или лучше обе. Но приказ выполнен не был.
Впрочем, иногда чекисты делали и добрые дела. Вернее, исправляли глупости и гнусности, совершенные их предшественниками.
Балерина Майя Плисецкая вспоминает, как КГБ сделал ее невыездной: не выпускали на гастроли, за ней следили. Не помогло и обращение к главе правительства Николаю Александровичу Булганину, поклоннику балета и балерин.
«Делом» Плисецкой занимались сразу два бывших комсомольских вожака – Николай Михайлов, назначенный после смерти Сталина министром культуры, а потом и Александр Шелепин, ставший председателем КГБ.
Помощи от Михайлова Плисецкая не дождалась.
«С кудрявым чубом, пролетарской внешностью, сухой, холодный человек – таким запомнила его Майя Михайловна. – Судьба сводила меня с ним несколько раз на молодежных фестивалях. От этого ни да ни нет не добьешься. Будет ходить вокруг да около. Служака, верный солдат партии, чтоб ее…»
Жена Михайлова Раиса Тимофеевна, принимавшая активное участие в мужниных делах, посоветовала Плисецкой: надо поговорить с самим председателем КГБ Иваном Серовым.
Зять Хрущева (точнее муж Юли, дочери Леонида, старшего сына Хрущева, погибшего на войне) Виктор Петрович Гонтарь, директор Киевской оперы, привел Майю Михайловну в Министерство культуры, проводил в кабинет, где стояла вертушка – аппарат городской правительственной связи.
Плисецкая набрала номер председателя КГБ.
Серов сам взял трубку и неприятно удивился:
– Откуда вы звоните? Кто дал мой номер?
– Звоню из Министерства культуры…
– Что вам от меня надо?
– Я хотела с вами поговорить…
– О чем?
– Меня не выпускают за границу.
– А я тут при чем?
– Все говорят, что это вы меня не пускаете.
– Кто все?
– Все…
– А все-таки?
Плисецкая сослалась на жену Михайлова:
– Раиса Тимофеевна Михайлова…
– А ей больше всех надо!.. Все решает Михайлов, я здесь ни при чем…
Председатель КГБ бросил трубку. История фантастическая. Никто – ни до, ни после – не решался в лицо обвинить самого председателя Комитета госбезопасности в том, что он делает людей невыездными. Через полчаса в Министерство культуры приехали сотрудники отдела «С» (правительственная связь) КГБ и сняли аппарат, которым воспользовалась Плисецкая. Секретаршу, позволившую Плисецкой воспользоваться вертушкой, уволили. Даже хрущевскому зятю досталось – его самого перестали выпускать за границу.
Выездной Плисецкая стала уже тогда, когда Серова в КГБ сменил Александр Николаевич Шелепин. Муж балерины знаменитый композитор Родион Константинович Щедрин узнал номер телефона приемной Шелепина и позвонил. Через пару дней его принял на Лубянке начальник Четвертого управления КГБ генерал-лейтенант Евгений Петрович Питовранов. Четвертое управление занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией.
Генерал Питовранов внимательно и с пониманием выслушал Щедрина и посоветовал написать письмо Хрущеву. Плисецкая последовала совету. Поскольку руководство КГБ сменилось, то просьбу Плисецкой доложили первому секретарю. Обращение возымело действие.
Ее письмо обсуждалось на президиуме ЦК. Хрущев, как он сам вспоминал, предложил:
– Давайте разрешим ей поехать за границу.
– Она не вернется. Она останется за границей, – послышались возражения.
«Могла она остаться за границей? – вспоминал Хрущев. – Могла. Любая страна почла бы за честь. Где угодно она могла заниматься своей театральной деятельностью».
– Так нельзя относиться к людям, – говорил Хрущев. – Мы сослужим хорошую службу нашему государству, если покажем миру, что больше не придерживаемся сталинских взглядов, доверяем людям. Возьмем крайний случай – она останется. Советская власть от этого не перестанет существовать, хотя нашему искусству будет нанесен чувствительный ущерб, и я бы очень, очень жалел, если Майя Плисецкая осталась бы за границей.
Точка зрения первого секретаря возобладала.
Шелепин пригласил Майю Михайловну в свой кабинет на площади Дзержинского. Плисецкой он не понравился: «Чуть кривит рот, очерченный тонкими недобрыми губами».
Но новости у председателя КГБ были хорошие:
– Прочел Никита Сергеевич ваше письмо. Просил нас тут разобраться. Мы посоветовались и думаем – надо вам с товарищами вместе за океан отправиться.
Плисецкая замерла: неужели снят запрет на ее зарубежные гастроли?
– Никита Сергеевич вам поверил, – продолжал Шелепин. – У нас тоже оснований не доверять вам нет. Многое из того, что нагородили вокруг вас, – ерундистика. Недоброжелательность коллег. Если хотите, профессиональная зависть. Но и вы много ошибок совершили. Речь и поступки следует контролировать…
