Заметим, что Владимир Ильич не разбирался в реальной экономике. Он нигде и никогда не работал. В 1917 году обмолвился:
— О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся для меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы.
Родные пытались впоследствии дезавуировать его слова, но это правда. В определенном смысле он существовал в мире абстракций, которые пытался сделать реальностью.
Никто из большевиков не сомневался в своем праве руководить экономикой, распоряжаться промышленностью и лишать владельцев собственности. Но в эти первые дни еще торжествовала разумная осторожность. Сталин поставил вопрос о национализации всей угольной промышленности. Остальные члены правительства не были готовы к таким радикальным мерам, и вопрос с обсуждения сняли. Но через несколько дней приняли постановление о праве местных советов конфисковывать предприятия «саботажников». Что такое саботаж применительно к производителям? Естественный отказ от работы себе в убыток.
Потом целые заседания Совнаркома проходили в принятии решений о конфискации заводов, фабрик, рудников, нефтяных промыслов… Большевики твердо взяли курс на плановую экономику без частной собственности. Национализация и введение военного коммунизма привели к самому крупному крушению экономики в истории. Промышленное производство обвалилось, население побежало из городов.
События развивались быстро. Утром 21 ноября 1917 года на заседании Совнаркома уже обсуждался вопрос о национализации городской недвижимости. Приняли решение подготовить декрет о конфискации домов. 21 ноября появился проект декрета об отмене частной собственности на городскую недвижимость. Люди лишились права на собственное жилье. Теперь они не могли ни продать дом или квартиру, ни передать по наследству. Зато их самих в любую минуту могли выселить, просто выгнать на улицу…
Вселение в квартиры «богатеев» казалось восстановлением справедливости. На самом деле это было беззаконие, которое никому не принесло счастья. Тех, кого вселили в квартиры «помещиков и капиталистов», в 1930-е годы с такой же легкостью выкидывали из квартир уже новые хозяева. В ходе массовых репрессий города очищались не только от «врагов народа», но и от их семей. «Освободившуюся» жилплощадь передавали чекистам. Впрочем, самих чекистов тоже планомерно уничтожали, так что одни и те же квартиры по несколько раз переходили из рук в руки…
История показала: справедливым было бы создание такой общественной и экономической системы, которая бы стимулировала жилищное строительство и позволила людям зарабатывать и обзаводиться достойными домами. Квартирный вопрос так и не был решен за все десятилетия советской власти.
Двадцать первого ноября 1918 года Совнарком принял ключевой для политики военного коммунизма декрет «Об организации снабжения населения всеми продуктами и предметами личного потребления и домашнего хозяйства», означавший полное запрещение товарооборота и частной торговли. Все торговые предприятия были национализированы. Снабжение населения всеми продуктами и предметами первой необходимости осуществлялось Народным комиссариатом продовольствия (Наркомпродом) через сеть государственных и кооперативных магазинов. Распределение продуктов питания среди городского населения проводилось по классовому признаку.
«Декреты о национализации, социализации, ограничение торговли, а затем почти полное ее прекращение, — вспоминал один бывший царский генерал, — поставили обывателя в такое положение, что даже если у него и были деньги, он должен был или голодать, или идти на советскую службу, где получал пищевой паек. Был установлен принцип, что имеет право на существование только тот, который приносит свой труд на пользу Рабоче-крестьянской республике».
Первый председатель Высшего совета народного хозяйства Валериан Валерианович Осинский (Оболенский) так определил цели военного коммунизма: «Рынок уничтожается, продукты перестают быть товарами, деньги умирают. Товарообмен заменяется сознательным и планомерным распределением и передвижением продуктов».
Советское государство существовало за счет денежной эмиссии, деньги печатали — сколько нужно было. Рубли превратились в ничего не стоящие бумажки. Обесценение денег заодно решало и политическую задачу: лишало накоплений имущие слои общества.
В октябре 1918 года декретом ВЦИК ввели чрезвычайный налог в десять миллиардов рублей. Комитеты бедноты и местные Советы получили задание: неимущих вовсе освободить от налога, а всю сумму заставить заплатить зажиточное население, прежде всего зажиточных крестьян. В реальности деньги взыскивали со всех. Сбор десяти миллиардов — это был удар по репутации новой власти, которая объявила себя защитницей простого человека. Собрали не более 15 процентов объявленной суммы. А политические последствия были значительными. Еще приняли закон о единовременных чрезвычайных местных революционных налогах. Так что местные органы власти тоже собирали контрибуцию с мелких торговцев. В Ижевске, например, ввели налог на дворовых собак (см.: Отечественная история. 2005. № 3).
Председатель финансовой комиссии Совнаркома Евгений Преображенский объяснил: печатный станок стал пулеметом, «который обстреливал буржуазный строй по тылам его денежной системы, обратив законы денежного обращения буржуазного режима в средство уничтожения этого режима и в источник финансирования революции»…
С октября 1917-го по 1 июля 1921 года цены выросли в 7912 раз! Деньги потеряли свое значение. По подсчетам академика Станислава Густавовича Струмилина, в 1920 году месячная зарплата позволяла человеку кормить себя только три дня — если он покупал продукты на рынке (а больше негде было).
Отменили плату за проезд на транспорте, пользование почтой, телеграфом, телефоном, водопроводом, электричеством… Горожане, военные, чиновники кормились пайком. Единственный результат этой пародии на коммунизм — у рабочих напрочь исчезло желание трудиться. Тогда их стали заставлять работать. Понадобились надсмотрщики.
Ленин обещал, что после революции государство отомрет. Люди сами станут управлять своей жизнью. Происходило обратное: государственный аппарат управления и принуждения рос, как на дрожжах. А с ним разрастался и класс чиновников-бюрократов.
Военный коммунизм и национализация привели к полному развалу экономики.
МУЖ ИЛИ РАБОТА
Вольница первых послеоктябрьских дней сменилась жестким бюрократизмом. Новой власти нужна была хорошо организованная государственная машина.
«При входе в круглую белую башню у Александровского сада, — вспоминал современник, — у меня были затребованы пропуск и документы. На другом конце моста, в воротах Боровицкой башни контроль был повторен с еще большей строгостью. Лишь после телефонного запроса в канцелярию, действительно ли комиссаром ожидается такой-то, я получил разрешение войти в Кремль. Идя через мост, я спиною чувствовал взоры не спускавших с меня глаз чекистов.
Здесь не было ни грязи, ни тесноты, ни беспорядка. Здесь всё было чисто, чинно и просторно. Чисто и бело от нетронутого снега на тротуарах и по-старинному подтянутых солдат. Менее, чем в любом ином месте Москвы, была здесь видна революция. Здесь, откуда она исходила, еще царило старинное благообразие. В Кремле большевизм ощущался не разнузданным произволом революции, а твердою революционною властью».
