Владимир Ильич сообщил, что ночью около часа у него случился паралич правых конечностей, который продолжался тридцать пять минут. Ни рука, ни нога совершенно не могли произвести ни одного движения. Речь не была затронута. Затем движения стали восстанавливаться… Писать Владимир Ильич может только крайне медленно, причем буквы очень мелкие, лезут одна на другую… Речь не расстроена. Счет производит быстро и без ошибок».
А лечили по-прежнему: йодистые препараты, массаж и электризация.
Владимир Ильич совсем слег. Продиктовал Крупской письмо своим заместителям. Понял, что не в силах участвовать в работе съезда партии. «Невозможность выступить на съезде очень тяжело на него повлияла, — вспоминала Мария Ильинична, — и он, несмотря на свою исключительную выдержку, не мог сдержать горьких рыданий».
Восемнадцатого декабря пленум ЦК единогласно принял решение ввести монополию внешней торговли и отменил прежнее решение, против которого выступал Ленин. Емельян Ярославский исполнил данное ему поручение. Он написал отчет и отдал его дежурному секретарю Ленина Марии Акимовне Володичевой.
Но бумага попала не к Ленину, а к Сталину. Володичева, смущаясь, объяснила Ярославскому, что произошла ошибка. Она дала отчет перепечатать, и «машинистка, вообразив почему-то, что это рукопись товарища Сталина, обратилась к нему за справкой по поводу неясно написанного слова. Записка не была передана В. И. Ленину только потому, что состояние здоровья его ухудшилось».
Есть и другая версия происшедшего: ленинские секретари обо всём важном, что они узнавали, немедленно докладывали Сталину. Возможно, поэтому и Фотиева, и Володичева дожили до глубокой старости, когда практически все ленинские соратники были уничтожены.
Сталин, встревоженный союзом Ленина и Троцкого, настоял, чтобы пленум ЦК принял такое решение: «Отчеты т. Ярославского ни в коем случае сейчас не передавать и сохранить с тем, чтобы передать тогда, когда это разрешат врачи по соглашению с т. Сталиным. На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки».
Это была попытка под флагом заботы о здоровье вождя отрезать больного Ленина от всех источников информации, помешать ему участвовать во внутрипартийной борьбе и связываться с Троцким. А именно этого более всего желал Владимир Ильич.
Все дискуссии того времени — о внешней торговле, о принципах создания союзного государства — были для слабеющего Ленина поводом атаковать Сталина.
Двадцать первого декабря 1922 года Владимир Ильич (с разрешения профессора-невропатолога Отфрида Фёрстера) продиктовал Крупской записку, адресованную Троцкому, с просьбой продолжить совместные действия: «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление и для этого провести предложение поставить на партсъезде вопрос об укреплении внешней торговли и о мерах к улучшению ее проведения. Огласить это на фракции съезда Советов. Надеюсь, возражать не станете и не откажетесь сделать доклад на фракции».
Надежда Константиновна просила Троцкого позвонить и сообщить свое решение: согласен ли он с предложением Ленина? Лев Давидович, видя, что остальные члены политбюро — Сталин, Зиновьев и Каменев — злятся, не нашел ничего лучше, как показать им, что намерен играть по правилам. Позвонил Каменеву, пересказал ему записку Ленина и предложил обсудить это в ЦК. Каменев тотчас же сообщил Сталину, и тот пришел в бешенство: как мог Ленин организовать переписку с Троцким, когда ему это запрещено?
Из дневника лечащего врача. 22 декабря: «К вечеру Владимир Ильич стал нервничать, и ему дали бром, после чего успокоился».
Двадцать третьего декабря: «Ночью два раза была “змейка” в ноге, после чего нога перестала действовать. Когда Владимир Ильич проснулся, у него совершенно не было никаких движений ни в руке, ни в ноге… Владимир Ильич попросил разрешения продиктовать стенографистке в течение пяти минут, так как его волнует один вопрос и он боится, что не заснет. Это ему было разрешено, после чего Владимир Ильич значительно успокоился».
Он диктовал первую часть ставшего знаменитым «Письма к съезду». У этого письма есть своя сложная история.
В тот день Ленин принял еще одно решение. Лидия Фотиева рассказывала, что 22 декабря Владимир Ильич вызвал ее в шесть часов вечера и продиктовал следующее:
— Не забыть принять все меры и достать в случае, если паралич перейдет на речь, цианистый калий как меру гуманности и как подражание Лафаргам.
Французский коммунист Поль Лафарг, друг Карла Маркса, женился на его дочери Лауре. Они с женой решили, что в старости человек бесполезен для революции, и покончили с собой в 1911 году. После поразившего многих революционеров поступка Лафаргов Владимир Ильич сказал Крупской:
— Если не можешь больше для партии работать, надо посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги.
Ленин страшно боялся паралича. В мае 1922 года, после спазма сосудов, он в присутствии профессора Кожевникова произнес:
— Вот история, так будет кондрашка.
В начале зимы 1923 года Ленин поделился с Крамером и Кожевниковым:
— Мне много лет назад один крестьянин сказал: «А ты, Ильич, умрешь от кондрашки». На мой вопрос, почему он так думает, ответил: «Да шея у тебя больно короткая».
«Боясь снова лишиться речи и стать игрушкой в руках врачей, — считал Троцкий, — Ленин хотел остаться хозяином своей дальнейшей судьбы».
Но почему яд? У него было личное оружие. Дмитрий Ильич Ульянов как-то спросил брата:
— У тебя есть револьвер?
— Есть.
— А где?
Ленин порылся в письменном столе и вытащил черного цвета браунинг, без кобуры и давно не чищенный. Дмитрий Ильич взял его револьвер и привел в порядок. Владимир Ильич любил охотиться, но поскольку в армии он не служил, то привычки к личному оружию не имел. Стреляться? Это для офицеров.
Летом, когда отношения со Сталиным еще окончательно не ухудшились, Владимир Ильич именно его попросил достать яда. 30 мая 1922 года потребовал, чтобы к нему в Горки вызвали Сталина. Тот приехал вместе с Бухариным.
Мария Ильинична Ульянова подробно описала эту историю.
Сталин прошел в комнату больного, плотно прикрыв за собой дверь. Бухарин остался с сестрой вождя. Таинственно заметил:
— Я догадываюсь, зачем Владимир Ильич хочет видеть Сталина.
Через несколько минут Сталин вышел. Вместе с Бухариным они направились во двор к автомобилю. Мария Ильинична пошла их проводить. Они разговаривали друг с другом вполголоса. Сталин обернулся, увидел ее и сказал:
— Ей можно сказать, а Наде не надо.
Сталин поведал, что Владимир Ильич вызывал его для того, чтобы напомнить обещание, данное ранее: помочь ему вовремя уйти со сцены, если разобьет паралич.
