Сергей Иванович Гусев:
— План Крупской против раскола сводится к тому, чтобы иметь гарантии для меньшинства. Думаю, что для настоящего момента этот план совершенно не годится. Не о гарантиях для меньшинства должна идти сегодня речь, а о гарантиях для большинства: должна быть гарантия от новой дискуссии внутри партии.
Некоторые делегаты партийного съезда критиковали Сталина за то, что он запретил печатать статьи участников оппозиции, в том числе Крупской.
— Теперь нас хотят запугать словом «запрещение», — ответил генсек. — Но это пустяки, товарищи. Мы не либералы. Для нас интересы партии выше формального демократизма. И почему бы не запретить к печатанию статьи тов. Крупской, если этого требуют от нас интересы единства партии? А чем, собственно, отличается тов. Крупская от всякого другого ответственного товарища? Не думаете ли вы, что интересы отдельных товарищей должны быть поставлены выше интересов партии и единства? Разве товарищам из оппозиции неизвестно, что для нас, большевиков, формальный демократизм — пустышка, а реальные интересы партии — всё?
Публичные нападки на вдову Ленина носили такой откровенно злобный характер, что поползли слухи о ее желании покинуть Советский Союз. 23 февраля 1926 года ответственный руководитель ТАСС Яков Генрихович Долецкий доложил Сталину:
«Уважаемый товарищ.
В бюллетене не для печати от 16-го февраля с. г. нами передано сообщение из Лондона о прениях в палате общин по вопросу о ходатайстве тов. Крупской относительно разрешения эмигрировать в Англию. Агентство не реагировало на эту телеграмму, считая, что кампания этим одним фактом прений ограничится. Между тем сегодня получена новая телеграмма из Лондона, согласно которой английские газеты обсуждают этот вопрос.
Телеграмма гласит: “Газеты считают просьбу Крупской о выдаче ей визы для въезда в Англию дальнейшим доказательством преследований, которым подвергаются со стороны Политбюро члены оппозиции на последнем съезде РКП”.
Я полагал бы необходимым опубликовать краткое, но очень резкое заявление тов. Крупской по этому поводу в английской печати и в центральной московской. Прошу указаний относительно получения агентством подобного заявления и опубликования его в прессе».
Сталин распорядился познакомить с письмом руководителя ТАСС всех членов политбюро. От себя приписал: «Я считал бы целесообразным, чтобы т. Крупская дала соответствующее заявление в печать, в противном случае ее молчание будет истолковано как подтверждение слухов о так называемой просьбе т. Крупской насчет въезда в Англию».
Надежду Константиновну свалил сильный грипп, но 4 марта 1926 года ее вызвали на заседание политбюро. Велели дать интервью с опровержением слухов о бегстве вдовы Ленина из Советской России…
Сталин весной 1926 года лишил Зиновьева власти над Ленинградом и в нарушение устава партии распустил ленинградские партийные органы. Григорий Евсеевич верил в то, что Ленинград предан ему лично, повторял:
— Нашу крепость не взять.
Он сильно ошибался. Сталин отправил в Ленинград большую группу членов ЦК и Центральной контрольной комиссии. Они методично очищали райкомы партии и комсомола от зиновьевцев. Собрания проходили бурно, иногда дело доходило до мордобоя. В официальной истории партии борьба с ленинградской партийной организацией изображалась как избавление от зиновьевских чиновников. В реальности питерские рабочие поддержали своих лидеров. Дольше других не сдавался знаменитый Путиловский завод. Но противостоять партийной машине было невозможно.
Лишился своих постов и московский соратник Зиновьева Лев Борисович Каменев. Он, в отличие от Зиновьева, был человеком без политических амбиций и надежным работником, за что его и ценил Ленин. Но Лев Борисович попал под влияние Зиновьева, поэтому Сталин и с ним расправился.
Отныне всякие сомнения в генеральной линии воспринимались как преступление.
В воскресенье 6 июня 1926 года бывшие сотрудники Краснопресненского райкома партии города Москвы и еще несколько десятков коммунистов собрались на даче, чтобы обсудить ситуацию в партии. Пригласили первого заместителя председателя Реввоенсовета Республики Михаила Михайловича Лашевича, старого большевика и сторонника Зиновьева.
О собрании стало известно. Президиум ЦКК допросил участников собрания, которое трактовалось как подпольное и фракционное. Партийное следствие рекомендовало вывести Лашевича из ЦК и снять с должности. Сталин решил превратить «дело Лашевича» в «дело Зиновьева». Нанеся удар по Троцкому, он спешил избавиться и от коллеги по политбюро, еще недавно претендовавшего на первые роли.
Двадцать пятого июня 1926 года Сталин из Сочи писал:
«Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям.
Я долго думал над вопросом о “деле Лашевича”.
Группа Зиновьева стала фактическим лидером раскольничьих течений в партии, потому что: а) она лучше знакома с нашими приемами, чем любая другая группа, б) она вообще сильнее других групп, ибо имеет в своих руках Исполком Коминтерна.
Группа Лашевича является сейчас наиболее вредной, и удар должен быть нанесен на пленуме именно этой группе. Не только Лашевича нужно вывести из ЦК, но и Зиновьева нужно вывести из Политбюро… Лучше бить их по частям».
В этом же письме он вспомнил, не называя по имени, Крупскую, которую числил среди личных врагов: «Это будет разоружение группы Зиновьева и ликвидация зиновьевской линии за наглость в деле подготовки раскола — вспомните слова о Стокгольме на съезде!»
На пленуме ЦК Троцкий огласил «Заявление 13-ти». Его подписали вместе с ним Григорий Евсеевич Зиновьев, Лев Борисович Каменев, Надежда Константиновна Крупская, а также секретарь ЦК Григорий Еремеевич Евдокимов, члены ЦК Георгий Леонидович Пятаков и Иван Петрович Бакаев, кандидат в члены ЦК Михаил Михайлович Лашевич, члены Центральной контрольной комиссии ВКП(б) Георгий Янович Лиздинь, Николай Иванович Муралов, Альвина Августовна Петерсон, Константин Степанович Соловьев, Петр Николаевич Авдеев.
Все они были очень известные в партии люди, большинство — выходцы из революционного Петрограда. Они протестовали против внезапной атаки на Зиновьева: «Вопрос этот, как совершенно ясно для всех, решался в той группе, руководителем которой является т. Сталин. Мы имеем перед собою новый этап в осуществлении давно намеченного и систематически проводимого плана».
На заседании политбюро 11 октября 1926 года, когда разбирались с оппозицией, Сталин обрушился на вдову:
— Насчет Крупской. Я не сомневаюсь, что Крупская, сознательно или бессознательно, я не берусь утверждать, в своей аналогии насчет Стокгольма первая бросила семя раскола, идею раскола на XIV съезде.
Ворошилов, как обычно, поддержал генсека:
— Правильно.
Сталин продолжал:
— Это факт. И это опасная ошибка, ибо она, эта ошибка, имеет тенденцию послужить почвой для идеологии раскола в нашей партии. Вы должны признать эту ошибку, если вы против раскола. Может быть, форма нашего условия не нравится — я не настаиваю на букве. Но отгородиться от идеологии раскола абсолютно необходимо. То, что она сказала, это идеология раскола в нашей партии.
