В полиции Западного Берлина Курраса ценили. Во время беседы в отделе кадров он попросил «поручать более важные задания, что дало бы мне ощущение большего удовлетворения, потому что хочу продемонстрировать свои способности». В 1965 году Курраса перевели в 1-й отдел городского управления. Этот отдел ведал шпионами и перебежчиками с Востока, тесно сотрудничая с контрразведкой ФРГ и спецслужбами США, Англии и Франции. Мечта для агента из ГДР! Курраса включили в спецгруппу, которой поручили выявлять агентов-двойников внутри полиции — среди сослуживцев. В 1-м отделе полицейским давали псевдонимы. Подобрали и Куррасу — Жандарм.
Кураторы из МГБ поручили ему соблазнить секретаршу начальника отдела. С секретаршей ничего не получилось. Он попросил больше таких заданий не давать.
Целых 12 лет Куррас снабжал Восточный Берлин ценной информацией. Достоинство его состояло в том, что он сообщал только реальную информацию, ничего не придумывал, был внимателен к деталям и полностью отдался своему делу. В Министерстве госбезопасности знали практически обо всём, что затевали полиция и спецслужбы ФРГ.
С помощью Курраса МГБ получило доступ практически ко всем досье западноберлинской полиции. Особенно интересовала информация о тех, кто помогал восточным немцам бежать через стену. Фотокамерой «Минокс» Куррас ночами переснимал служебные документы. Он считался надежным и старательным работником. Ему разрешали брать документы домой. Отснятые пленки он передавал кураторам во время встреч — как правило, в общественных туалетах.
Для прикрытия Куррас вступил в Социал-демократическую партию Германии. И практически одновременно, 16 января 1964 года, пройдя кандидатский стаж, он был тайно принят в Социалистическую единую партию ГДР. В заявлении о приеме поклялся «отдать все свои силы партии». Рекомендацию ему дала женщина, работавшая под псевдонимом Лотти.
Лотти — Шарлотта Мюллер — ездила в Западный Берлин, чтобы навестить сестру. И встречалась с Куррасом. Как правило, в кафе в парке Тиргартен. Во время бесед с ним она старалась пробудить его классовое сознание, особенно когда ей казалось, что ему не хватает энтузиазма. А у него возникали проблемы, когда он должен был допрашивать своих товарищей — пойманных агентов из ГДР.
Двадцать шестого января 1965 года Лотти докладывала о беседе с Куррасом: «Он высказал определенные сомнения относительно участия в арестах людей, которые работают на Германскую Демократическую Республику. Я ответила, что он обязан исполнять свою работу. Я напомнила ему о докторе Зорге, которому приходилось делать то, что шло вразрез с его взглядами ради получения важной информации».
Ее дар убеждения возымел действие. После следующей беседы она доложила: «Он уже не испытывает сомнений относительно участия в работе против тех, кто подозревается в сотрудничестве с МГБ».
Когда Куррас отправлялся в отпуск в Австрию, то заезжал в социалистическую Чехословакию, чтобы там в безопасной и комфортной обстановке побеседовать со своими кураторами из МГБ. Ему платили. Он получил 20 тысяч западногерманских марок — немалая сумма в те годы. Стресс снимал выпивкой и стрельбой в тире. В досье Курраса отмечены и его служебные успехи, и привычка злоупотреблять алкоголем. А также его страсть к оружию: «Он не скрывает, что ему нравится стрелять. Просил раздобыть оружие, которое нельзя купить на Западе».
Почти всё свободное время он проводил в тире. Тайная служба в МГБ позволяла наслаждаться любимым делом. До четырехсот марок в месяц уходило только на патроны. Характерен пароль, с которым к нему направили связного из МГБ:
— Господин Куррас, меня послали к вам из стрелкового отдела.
И такой прекрасный стрелок случайно застрелил ни в чем не повинного студента Бенно Онезорга? Как все это произошло?
Вечером 2 июня 1967 года шаха Резу Пехлеви ожидали в западноберлинской опере. Давали «Волшебную флейту» Вольфганга Амадея Моцарта. Перед зданием собрались и студенты, противники Резы Пехлеви, и сторонники шаха. Безопасность высокого гостя из Ирана обеспечивал сотрудник полиции Ханс Ульрих Вернер, который в годы Второй мировой войны боролся с советскими партизанами на Украине.
Когда около восьми вечера появился «Мерседес-600» с шахом и шахиней, толпа принялась скандировать: «Убийца!» В гостей полетели помидоры и яйца. Полиция схватила одного из молодых людей. Его бросили в служебный автобус и избили. Гости вошли в оперу, и улица успокоилась. Тем не менее полиция вела себя агрессивно и атаковала собравшихся, не потребовав от демонстрантов предварительно — как положено по инструкции — разойтись. Полицейские орудовали дубинками и ногами.
Когда люди стали убегать, полиция обрушила на них сбивающие с ног ледяные струи из водяной пушки. Специальные подразделения старались выявить и поймать руководителей демонстрации.
Молодая пара — Бенно и Криста Онезорг — стояли на перекрестке. Они поженились полтора месяца назад и ждали ребенка. Случайные прохожие, они были потрясены жестокостью полиции. Бенно Онезорг занимался германо-романскими штудиями. Ему всего лишь хотелось понять, что происходит. Его жена, увидев, что ситуация слишком опасная, пошла домой. Полиция оттеснила демонстрантов на Круммештрассе. Куррас руководил одной из атакующих групп. На стоянке люди метались между машинами. Трое полицейских сбили с ног и избивали одного из студентов. Попавшему под руку Онезоргу тоже досталось. И тут Куррас выстрелил Онезоргу в затылок.
Свидетели вспоминали, как другой полицейский кричал на Курраса:
— Ты что, с ума сошел, стрелять здесь?!
Куррас ответил:
— Я случайно.
Его начальник крикнул:
— Куррас, назад! Немедленно! Уходи отсюда!
Тяжелораненый Онезорг лежал на земле. Полицейские помешали подбежавшему норвежскому врачу оказать ему первую помощь. 15 минут ушли на то, чтобы вызвать «скорую помощь», и еще 45 минут на то, чтобы доставить раненого в больницу.
Иранский шах, узнав о происшедшем, дружески поделился опытом с правящим обер-бургомистром города пастором Генрихом Альбертцем:
— Вам нужно больше стрелять. Тогда всё успокоится.
Альбертц выслушал его с изумлением. Пастор в годы третьего рейха принадлежал к антинацистски настроенным священнослужителям и входил в так называемую исповедальную церковь. Вскоре он разочаруется в политической деятельности и вернется к служению Господу….
Профсоюз выделил лучшему снайперу берлинской полиции Куррасу 60 тысяч марок, чтобы он мог нанять адвоката для защиты от обвинений в непреднамеренном убийстве. Куррас утверждал, что его сбили с ног и били человек десять или одиннадцать. А двое набросились на него с ножами… Он сделал предупредительный выстрел. И только в схватке случайно попал в Онезорга.
Ни один из свидетелей не смог хотя бы частично подтвердить его показания. Но суд оправдал Курраса. Через четыре года его вновь приняли на службу в полицию. Если бы тогда Курраса не выгораживали из корпоративной солидарности, не произошло бы такой радикализации молодежи.
