Допросы проводились ночью, узникам не давали спать. Арестованного приводили в состояние полной беспомощности, пока, как говорил один из бывших заключенных, «тебе не станет совершенно безразличной твоя жизнь и тебе не будет на всё наплевать». Требовали признания. Если арестован, значит, виновен. Люди ломались и сознавались во всём, что от них требовали следователи МГБ.
Поначалу советские и немецкие офицеры госбезопасности работали рука об руку. Потом остались только немцы. Служили здесь бывшие солдаты вермахта, которые прошли через советские лагеря и антифашистские курсы. Они отправились на Восточный фронт фанатичными национал-социалистами, а вернулись после войны фанатичными коммунистами.
В одном из зданий рядом с тюрьмой разместили оперативно-техническое управление Министерства госбезопасности.
В соседних жилых домах в квартирах на верхних этажах, откуда видна тюрьма, селили только чекистов. Сотрудникам Министерства госбезопасности больше платили, быстрее давали квартиры. Но главное — они были наделены тайной властью над остальными людьми. Население их недолюбливало.
После смерти Сталина телесные наказания запретили.
В спецшколе МГБ учили, как вести допросы без физического насилия. Главный метод — полная изоляция. После трех-четырех недель возникало непреодолимое желание хоть с кем-нибудь поговорить. Заключенные стучали в дверь:
— Почему меня не вызывают на допрос?
Следственная часть размещалась в отдельном крыле. На трех этажах оборудовали кабинеты для следователей. Широко использовался несложный прием: хороший следователь — плохой следователь. Один кричал и угрожал, другой приходил в хорошем настроении:
— Зачем вам запираться? Пожалейте себя: для вас это жизнь, а для нас всего лишь служба.
Сотрудникам МГБ присвоили воинские звания, как и в Советском Союзе. Численность нового министерства составляла почти 12 тысяч человек, около половины — оперативный состав.
Аппарат восточногерманской госбезопасности формировался под присмотром генерал-майора Михаила Кирилловича Каверзнева, представлявшего МГБ СССР. Количеством арестов восточные немцы уже могли похвастаться перед «старшим братом», но генерал Каверзнев сигнализировал в Москву о слабой подготовке сотрудников министерства. Просил прислать опытных работников на роль советников. Но немецким чекистам постепенно предоставляли больше самостоятельности и позволяли проявлять инициативу.
Последние месяцы 1952-го и первые месяцы 1953 года не только в Москве, но и в Восточном Берлине были временем больших акций. За семь недель до смерти Сталина Маркус Вольф узнал, что в ночь с 15 на 16 января арестован его недавний начальник — Георг Дертингер, первый министр иностранных дел ГДР.
Сегодня мало кто помнит эту политическую фигуру. Но его драматическая судьба характерна для того времени. Юность Георга Дертингера пришлась на Первую мировую войну. Он мечтал стать офицером, поступил в кадетское училище. Но война окончилась раньше, чем он успел попасть на фронт. В Веймарской республике Дертингер стал журналистом, работал в «Стальном шлеме», журнале националистической организации бывших фронтовиков, почетным президентом которой стал Пауль фон Гинденбург. Почувствовал интерес к политике и вступил в Немецкую национальную народную партию. Вошел в кружок католика-аристократа Франца фон Папена, которому суждено было возглавить правительство страны.
При нацистах Георг Дертингер, католик по убеждениям и консерватор по взглядам, нашел себе место в информационном агентстве, занимавшемся распространением новостей из рейха за границей, иначе говоря, оно ведало внешнеполитической пропагандой. Дертингер не принял нацистского режима, общался с людьми, которые входили в католическое Сопротивление.
После войны он принял участие в создании Христианско-демократического союза в советской оккупационной зоне. В западной части Германии ХДС выиграл выборы и стал правящей партией. В восточной части христианским демократам ходу не давали, но ради международного реноме позволили партии сохраниться. Дертингер безоговорочно поддерживал коммунистов, и в первом правительстве ГДР ему предложили пост министра иностранных дел.
Назначение было лестным, но не означало никакого участия в определении политики страны. Германскую Демократическую Республику признавали только Советский Союз и другие социалистические страны, с ними все контакты поддерживались по партийной линии. Но пока Маркус Вольф работал в посольстве в Москве, формальные отчеты адресовались министру Дертингеру.
Однажды Дертингера — по ошибке — привезли к генерал-полковнику госбезопасности Богдану Кобулову, облюбовавшему для себя уютный особняк в Карлсхорсте. Увидев, в чьем кабинете он оказался, министр иностранных дел побледнел. Ему стало плохо. Но выяснилось, что это ошибка. Кобулов ждал другого чиновника, и министра отпустили.
Георг Дертингер три года руководил министерством. 25 декабря 1952 года в Берлине отметили его пятидесятилетие. Поздравить юбиляра приехали президент страны Вильгельм Пик и премьер-министр Отто Гротеволь. А через несколько дней Маркус Вольф узнал о конце блестящей карьеры своего недавнего начальника. Министра иностранных дел сняли с должности и арестовали за «враждебную деятельность по заданию империалистических шпионских служб».
Руководство восточногерманского ХДС поспешило осудить своего однопартийца и приветствовать «бдительность наших органов безопасности». На расширенном секретариате партии в Веймаре, не дожидаясь судебного вердикта, его исключили из ХДС, сформулировав это решение следующим образом: «Своим двурушничеством Дертингер сумел втереться в доверие к партии и демократических сил всей Германии. Он позорно предал партию и высокие цели нашей национальной борьбы за единство и мир».
Исполнять обязанности министра иностранных дел Ульбрихт поручил Антону Аккерману. Всего на несколько месяцев…
Смерть Сталина поставила точку во многих показательных процессах, затеянных госбезопасностью во всех странах социалистического лагеря. Несправедливо обвиненных отпускали. Но в ГДР не произошло смены руководства, и попавшие под каток репрессий не подлежали освобождению. В июне 1954 года Коллегия по уголовным делам Верховного суда ГДР признала Георга Дертингера виновным в работе на американскую, английскую и западногерманскую разведки и приговорила к пятнадцати годам тюремного заключения. Его жене дали восемь лет — «как соучастнице».
Трое детей Дертингеров остались без родителей. Старшего сына, шестнадцатилетнего, решением суда отправили в исправительную колонию для подростков. Тринадцатилетнюю дочь поместили в следственный изолятор, где она провела несколько месяцев. Самому младшему, Кристиану, было всего восемь лет. Его решили перевоспитать и превратить сына врагов народа в пламенного строителя коммунистического общества.
Мальчика передали на воспитание в семью сотрудников Министерства государственной безопасности. Ему внушили, что он сирота, родители его погибли в войну. И дали другое имя — Кристиан Мюллер, выписав новое свидетельство о рождении. Повзрослев, Кристиан вступил в Союз свободной немецкой молодежи. И вдруг выяснилось, что его мать жива и она хотела увидеть своего сына. Куратор из МГБ сказал Кристиану:
