Противовесом Панину оставались Орловы. Григорий Орлов был отстранен от должности любовника, но ему простили Фокшаны и он снова стал заседать в Совете. Союзник Орловых — Захар Чернышев — получил чин фельдмаршала и место президента Военной коллегии.
Постоянно наблюдая ожесточенное противостояние Панина и Орловых, Екатерина не могла опереться ни на кого из них. Своего сына Павла она считала недалеким, он был ей чужд, и она не могла доверить ему никакой роли в управлении государством. Она сделала официальным фаворитом Васильчикова, но его общество тяготило ее.
Екатерина никогда не была так одинока.
Страдала и ее европейская репутация. Женоненавистник Фридрих, окруженный суровым мужским двором, злопыхательствовал: Орлов возвращен ко всем обязанностям, говорил он, «кроме постельной». Фридрих понимал также, что неопределенное положение Панина вредит идее союза с Пруссией. «Хуже нет, — заявлял прусский король, — когда кол и дыра решают судьбы Европы».
[141]
В конце января Потемкин, по-прежнему не игравший никакой роли, решил, что должен действовать.
Потемкин объявил, что его больше не интересует земная слава: он удаляется в монастырь. Оставив дом Самойлова, он поселился в Александро-Невской лавре, располагавшейся на тогдашней окраине Петербурга, и, отрастив бороду, стал жить послушником. Напряжённое ожидание на пороге успеха вполне могло толкнуть неуравновешенного Потемкина к погружению в религиозный мистицизм; но не надо забывать, что он был прирожденным политиком и актером. Его почти театральный уход от мира ставил Екатерину перед выбором. Высказывались предположения, что они с императрицей разыграли этот спектакль вместе, чтобы оправдать его возвышение и придать ему большее значение. Позднее они действительно дали примеры подобных «постановок», но все же на этот раз состояние Потемкина кажется на самом деле балансирующим между душевной депрессией, искренней религиозностью — и театральной игрой.
[142]
Его келья изрядно напоминала штаб-квартиру; в промежутках между постами появлялись многочисленные посетители. Приезжали и уезжали кареты; слуги, придворные и шуршащие платьями статс-дамы, в частности, графиня Брюс, мелькали в ограде барочного монастыря, как персонажи оперы, привозя записки и шепотом передавая слова императрицы. Как полагается опере, она началась с арии. Потемкин сообщил Екатерине, что написал ей песню. «Как скоро я тебя увидел, — приводит ее слова Массон, — я мыслю только о тебе одной... Боже! какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать, ту, которая никогда не может быть моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее столь прекрасной? Зачем ты создало ее столь великой? Зачем желаешь ты, чтобы ее одну, одну ее я мог любить?» Потемкин убедил графиню Брюс передать императрице, что его «несчастная и жестокая страсть довела его до отчаяния и он должен бежать предмета своих мучений; один вид его возлюбленной усугубляет страдания, и без того непереносимые». Императрице передали, что «он по любви к ней возненавидел свет; самолюбию ее было лестно».
[143]
Екатерина отвечала устно примерно следующее: «Я не могу понять, что довело его до такого отчаяния, поскольку я никогда не объявляла, что отвергла его. Я считала, что мой любезный прием даст ему почувствовать, что свидетельства его преданности мне не неприятны».
[144] Этого было недостаточно. Посты и молитвы продолжались, так же как и визиты, разумеется, шокировавшие насельников монастыря.
Наконец Екатерина приняла решение и послала за Потемкиным графиню Брюс — по забавному совпадению, родную сестру фельдмаршала Румянцева. Она прибыла в монастырь в дворцовой карете. Ее провели к обросшему бородой Потемкину, одетому в монашескую рясу и простертому на полу своей кельи перед образом св. Екатерины. Для того чтобы графиня не усомнилась в его искренности, он продолжал молиться еще довольно долгое время, но в конце концов выслушал ее. Затем быстро побрился и надел мундир.
Что чувствовала Екатерина во время этой оперной интерлюдии? Через несколько недель, когда они наконец стали любовниками, она рассказала ему в нежном и волнующем письме, что уже любила его, когда он вернулся из армии:
“Потом приехал некто богатырь. Сей богатырь по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был так, что услыша о его приезде, уже говорить стали, что ему тут поселиться, а того не знали, что мы письмецом сюда призвали неприметно его, однако же с таким внутренним намерением, чтоб не вовсе слепо по приезде его поступать, но разбирать, есть ли в нем склонность, о которой мне Брюсила сказывала, что давно многие подозревали, то есть та, которую я желаю чтоб он имел. ”
[145]
Императрица находилась за городом, в Царском Селе. Потемкин прискакал туда — скорее всего, в сопровождении графини Брюс. Камер-фурьерский журнал сообщает, что он представлялся вечером 4 февраля 1774 года: его провели прямо в апартаменты государыни, где они оставались наедине в течение часа. Затем он снова упомянут 9-го числа как присутствовавший на обеде в Екатерининском дворце. В феврале они официально обедали вместе четыре раза, но можно догадываться, что они провели друг с другом гораздо больше времени: несколько недатированных записок Екатерины можно отнести к этим дням. Первая, с обращением «Mon ami»
свидетельствует о нарастающей теплоте ее отношения, но предупреждает, чтобы он остерегался шокировать великого князя, который уже ненавидит Орлова за то, что тот был любовником его матери. Во второй, написанной через несколько дней, Потемкин именуется уже «Mon cher ami»
. Здесь Екатерина уже употребляет прозвища, придуманные ими вместе для придворных: один из Голицыных — «Monsieur lе Gros»
, зато Потемкин — «l'esprit»
.
[146]
Они становились все ближе с каждым часом- 14 февраля двор вернулся в Зимний дворец. На обеде 15-го в числе двадцати гостей был и Потемкин.
Возможно, любовные отношения Екатерины и Потемкина начались именно в эти дни. Немногие их записки датированы, но одну можно предположительно считать написанной около 15 февраля — ту, где императрица отменяет их встречу в бане, потому что «все мои женщины сейчас там и вероятно уйдут не ранее чем через час».
[147] Это первое упоминание о встрече в бане, но позднее «мыленка» станет излюбленным местом их свиданий.
