Калиостро стяжал огромный успех в Митаве, столице Курляндии. Теперь он надеялся повторить свой опыт в Петербурге. Медиум «прибыл в благоприятный для него момент, — сообщала Екатерина Гримму, — когда несколько масонских лож желали видеть духов». «Мастер чародейства» демонстрировал столько духов, сколько желали видеть зрители, и успешно распродавал таинственные снадобья. Особенно смешило императрицу его заявление об умении превращать мочу в золото и даровать вечную жизнь.
[386]
Тем не менее Калиостро пользовался популярностью как целитель и пропагандист ритуалов египетского масонства. Корберон и некоторые придворные, такие, как Иван Елагин и граф Александр Строганов, сделались истыми последователями заклинателя духов.
Потемкин, хотя присутствовал на некоторых сеансах Калиостро, но никогда в них не верил. Они с Екатериной постоянно шутили по поводу трюков сицилийца. Гораздо больше привлекла Потемкина «графиня Калиостро». Говорили, что светлейший имел роман с женой чародея Лоренцой, иначе Серафиной, иначе принцессой ди Санта Кроче. Екатерина поддразнивала Потемкина, проводившего много времени в их доме.
По одной из легенд, какая-то из влюбленных в князя знатных дам встретилась с Серафиной и заплатила ей 30 тысяч рублей, чтобы та уехала. Потемкин был польщен. Он сказал подруге Калиостро, что она может остаться, сохранив деньги, и компенсировал расстроенной даме потраченную сумму. Самая неправдоподобная версия гласит, что этой знатной дамой была сама императрица.
[387]
Впрочем, бесконечно дурачить публику и кредиторов искателям приключений не удавалось даже в тот лукавый век. Через некоторое время испанский посол объявил, что Калиостро никакой не гранд и не полковник, и Екатерина весело сообщала Гримму, что чародей и его спутница выдворены из России.
Когда в начале февраля 1780 года Панин вызвал Харриса и зачитал ему высочайший отказ на предложение о союзе с Англией, сэр Джеймс бросился к Потемкину за разъяснениями. На этот раз светлейший объяснил ему, что опасение «новой войны пересилило стремление к славе». Харрис был поражен. Потемкин добавил, что новый фаворит, Ланской, опасно болен и государыня страдает «расстройством нервов». Сэр Джеймс поверил Потемкину только когда тот заявил, что даже его влияние «временно потеряло силу». Харрис упрекнул его в робости, в ответ на что тот вспылил и объявил, что «докажет, что никто в этом государстве не пользуется большим влиянием, чем он». Это обнадежило Харриса, но затем Потемкин сказался больным. Он не принимал несколько недель, а потом снова стал говорить о том, что императрица — чрезвычайно мнительная женщина, дрожащая над своими любимчиками. Потемкин все так же переходил от заявлений о своем бессилии к взрывам хвастовства и проклинал «сонного и неповоротливого» Панина — он, который сам мог пролеживать на диване целыми днями.
В феврале 1780 года светлейший вызвал английского посланника и «с характерным для него воодушевлением» объявил об открытии экспедиции из 15 кораблей и 15 фрегатов «для поддержания российской торговли». Но это решение — продолжение успешного посредничества России в войне за Баварское наследство — нанесло сильный удар по миссии Харриса.
[388] Англия заявила, что будет захватывать нейтральные суда и конфисковывать их грузы, причем это решение касалось и русских судов. Правительства нейтральных держав, включая Россию, пришли в раздражение, и в марте 1780 года Екатерина подписала декларацию о «вооруженном нейтралитете», чтобы поставить на место зарвавшихся англичан, укрепить русскую морскую торговлю и еще более поднять свой престиж. Теперь завоевывать благосклонность России Харрису стало еще сложнее.
Сэр Джеймс раздумывал, кто заплатил Панину, Франция или Пруссия, в то самое время, как французы и пруссаки полагали, что ему платят англичане. Из тучи, нагнетенной этой дипломатической истерией, посыпался настоящий золотой дождь.
Харрис не сомневался, что Корберон, «как истинный француз», «платит жалованье лакеям в каждом русском доме». Версаль действительно решил любой ценой удержать Россию от вступления в войну; Корберон хвастался даже, что может купить самого Потемкина.
[389] «Я подозреваю, что честность моего друга поколеблена», — поверял Харрис свои опасения виконту Стормонту, а Корберон в то же самое время доносил в Версаль, что Харрису выделен кредит в 36 тысяч фунтов, и 100 тысяч рублей уже уплачены Потемкину. Орлов-Чесменский обвинял князя в получении 150 тысяч английских гиней. Харрис полагал, что Франция преподнесла родственникам Потемкина 4 или 5 тысяч фунтов.
В конце марта 1780 года терпение Харриса кончилось. Если Франция дает взятки «его другу», Англия должна перегнать ее. На петербургском рынке взяток начался бум. Напоминая Стормонту, что он имеет дело с «необычайно богатым человеком», Харрис требовал ту же сумму, какую «Торси, хоть и безуспешно, предлагал Мальборо». Такой запрос мог озадачить даже самого щедрого казначея Европы
. Не обходили своим вниманием Потемкина ни пруссаки, ни австрийцы. Харрис заметил, что прусский посланник ежедневно беседует о чем-то со светлейшим, и узнал, что тот снова предлагает ему Курляндию или «иной способ обеспечить его безопасность на случай, если императрица оставит его» — то есть на случай восшествия на престол Павла. В то же самое время говорили, что австрийцы предлагают ему некое княжество.
[390]
Брал Потемкин взятки или нет? В конце 1779 года упоминались суммы в 100 тысяч рублей и 150 тысяч гиней, но исследование архивных фондов секретных служб показывает, что в ноябре Харрис израсходовал только 1450 фунтов, а позже получил выговор за трату 3000 фунтов. Сложенные вместе, эти суммы могли бы, конечно, порадовать Александру Энгельгардт, но не достигали даже столовых расходов князя. Богатство, даже самое внушительное, вовсе не означает неподкупности, но, вероятно, Харрис был прав, говоря, что повлиять на Потемкина «можно только попав ему в тон и оценив его неповторимый юмор и непредсказуемый характер». Екатерина, чтобы отблагодарить своего помощника за проект вооруженного нейтралитета, выдала ему сумму, по словам Харриса, эквивалентную 40 тысячам фунтов, но «этот удивительный человек так избалован, что почти не считает нужным за это благодарить». Прусский посланник Герц также подтверждал, что взятками на Потемкина не подействовать: «Богатства не помогут: его собственные средства неисчислимы».
[391]
