Он распахнул дверь и едва не отпрянул, оглушенный возмущенными криками.
– Непростительно! Абсолютно непростительно! – с пафосом восклицала некрасивая дама, сидевшая в углу. – Странно, что нас всех не убили!
– Но, мадам, – вяло возражал растерянный молодой офицер, выполнявший функции хозяина, – все было вполне…
Райль не расслышал конец фразы, потонувший в очередном взрыве негодования.
– Соблюдайте, пожалуйста, спокойствие, – проговорил Райль с порога.
Наступила пауза – женщины рассматривали нового человека. Райль отметил, что все женщины, за исключением некрасивой дамы, сохраняли спокойствие и собранность. Но некрасивая дама была еще той штучкой! Едва оказавшись на палубе «Атлантиса», она осыпала немецких моряков всеми бранными словами, которые, как она, должно быть, считала, могут составлять лексикон леди. «Негодяи, убийцы, люди, развлекающиеся расстрелом невинных детей» – это были еще самые пристойные термины, которыми она наделяла каждого встречного.
Юный офицер с благодарностью и облегчением взглянул на Райля. С максимальной учтивостью, на которую он был способен, доктор обратился к скандальной даме, отметив про себя, что она любит потакать своим желаниям, весьма вульгарна, возможно, имеет склонность к повышенному кровяному давлению. Но эти мысли он благоразумно оставил при себе и, обворожительно улыбнувшись, проворковал:
– Примите мои искренние извинения, мадам. Что поделаешь, мы живем в очень беспокойное время. А теперь, быть может, вы пожелаете что-нибудь выпить?
Сработало. Произнеся еще несколько успокаивающих слов, Райль получил возможность познакомиться с другими пленными, за которых он отныне нес ответственность. Его внимание привлекла женщина, стоящая отдельно от остальных со своей четырнадцатилетней дочерью. Девочка крепко держала мать за руку и испуганно озиралась. Райль сделал все возможное, чтобы произвести на них самое благоприятное впечатление. Он выяснил, что девочка только что из монастырской школы, и ее мать отчаянно беспокоилась, какое влияние окажет на нее жизнь среди грубых матросов.
Райль познакомился с пожилым офицером «Кеммендайна», говорившим с певучим ирландским акцентом. Его фамилия была Макговэн, и он был судовым доктором.
– Выпить – это чертовски хорошая идея, – одобрил он. – При шоке нет ничего лучше, чем добрый глоток старого ирландского виски.
Райль обоснованно предложил, что выпивка не помешает и его британскому коллеге.
– Вам двойной?
– Конечно, и, пожалуйста, чистый.
Но что случилось с маленьким мальчиком в углу? Он горько плакал, не обращая внимания на попытки женщин его успокоить.
– Где мой маленький стульчик? – сквозь слезы бормотал он. – Что вы сделали с моим маленьким стульчиком?
– Какой стульчик он имеет в виду? – поинтересовался Райль.
Одна из женщин объяснила, что плотник на «Кеммендайне» смастерил специально для мальчика стул, который ему было позволено взять с собой на берег в Рангуне. Последние несколько дней путешествия мальчик непрерывно наблюдал за процессом окончательной отделки подарка, восхищенный мастерством добросердечного плотника.
«Бедный малыш, – подумал Райль, – ведь это для него действительно страшная потеря».
Райль налил еще порцию виски британскому доктору и, подумав, плеснул и себе тоже. Он чувствовал, что ему совершенно необходимо выпить.
Я нашел Рогге в его каюте – капитан продолжал злиться из-за того, что на «Кеммендайне» после капитуляции открыли огонь.
– Мы не можем это так оставить, – заявил он. – Вы выяснили, что представляет собой этот идиот артиллерист?
– Он очень молод и совершенно неопытен, – ответил я, – и к тому же новичок на море. Родом он из Лондона и в мирное время был мойщиком окон.
– Мойщиком окон? – искренне удивился Рогге.
– Во всяком случае, так мне сказали.
Рогге вздохнул и пожал плечами.
– Ну ладно. Действительно, что можно ожидать от простого мойщика окон?
Размышляя о том, что наши лучшие люди – резервисты и добровольцы – в мирное время водили трамваи, работали на молочных фермах и цементных заводах, я так и не смог для себя уяснить, как довоенная профессия человека связана с его эффективной деятельностью на море.
– Значит, никакого военного трибунала?
– Не в этих обстоятельствах, – ответил Рогге и уткнулся в бумаги, лежавшие перед ним на столе.
Если вам когда-нибудь понадобится выйти из неловкой ситуации, не теряя лица, берите пример с Рогге.
Как выяснилось позже, действия так называемого «мойщика окон» (насколько мы поняли, в мирной жизни он с той же вероятностью мог быть барристером) впоследствии были признаны правомерными.
Оказалось, что наш первый залп повредил паропровод на «Кеммендайне», вследствие чего слышать голоса друг друга стало невозможно. Телефонная связь с мостиком также была нарушена. Артиллерист попросту не знал, что судно сдалось. А цель была близка и искушение велико.
Для нас, в течение пяти месяцев не видевших детей, их появление на «Атлантисе» стало событием первостепенной важности. Заботу об их развлечении с удовольствием взяли на себе члены команды, оставившие на берегу семьи. Первым делом у нас появился «детский сад». Название, конечно, было внушительным, но в действительности это была всего лишь куча песка, сваленная в углу фальшивого люка. Песок мы извлекли из балластных емкостей, добавили несколько игрушек, которые смастерили наши умельцы, а рядом поставили несколько стульев для матерей, чтобы те могли следить за своими чадами. Хотя оборудование «детского сада», прямо скажем, было бедновато, он вскоре приобрел необыкновенную популярность среди наших юных гостей, которые, если не дурачились в компании Ферри – скотчтерьера Рогге и талисмана «Атлантиса», – играли там часами. Здесь же обычно собирались их поклонники, и немецкие, и британские, хотя должен признать, что в этой битве за детскую привязанность наши противники обычно выходили победителями. Один из них – старшина-рулевой «Кеммендайна» – навеки покорил детские сердца фантастическими историями о морских путешествиях, в которых главным героем всегда был он сам.
Робина я запомнил из-за его неистощимого любопытства и огромного интереса ко всему механическому. Поэтому большую часть своего времени он проводил рядом с нашим учебным орудием, завороженно следя за тем, как учебный снаряд заряжают, после чего он «выстреливает» и выкатывается в корзину. Во время соревнований между артиллерийскими расчетами он неизменно был восхищенным зрителем, и наши бдительные друзья-противники не преминули воспользоваться возможностью превратить его в «невинного» шпиона. Видя, что наша команда относится к нему снисходительно, они всегда выспрашивали его об услышанных им слухах, всячески стремились выудить у него информацию о планировке «Атлантиса».
Два маленьких индуса тоже быстро стали всеобщими любимчиками: шестилетний мальчик Гопи и семилетняя девчушка Бати. С ловкостью, свойственной их расе, они старались использовать даже очень слабые шансы получить удовольствия, существовавшие на нашем корабле. Как-то раз, когда все ждали прихода кока, девочку случайно ушибли резко распахнувшейся дверью. Она устроила настоящую истерику и ревела до тех пор, пока не получила в качестве «успокоительного» чашку шоколада. Гопи, увидев, к чему приводят слезы, последовал ее примеру и тоже «выплакал» себе чашку вкусного напитка. После этого сообразительных детей можно было часто заметить у двери камбуза. Они пищали и вскрикивали «от боли» всякий раз, когда она открывалась. Их методика была очевидной для каждого. Однажды юная парочка дружно взвыла еще до того, как дверь открылась, но у кока не хватило твердости духа отказать им в сладком утешении.
