Когда Мундт, сделавший все, что мог, для спасения пассажиров, добрался до берега, он все время бормотал: «Нет субмарин… в этот район они не заходят, лейтенант». А потом повалился на причал в приступе истерического смеха.
О трагедии «Тирраны» мы услышали через несколько недель. Новости потрясли всех – и нас, и пленных. Особенно удручала гибель женщин и детей. Больше всех горевал кок. Я заметил, что он особенно раздражался, когда дверь камбуза неожиданно распахивалась.
Но мы тогда еще не знали, что после трагедии «Тирраны» нас окрестили самыми низкопробными нацистскими убийцами. Мы приобрели репутацию грязных негодяев, безжалостно уничтожающих невинных детей, пока они беспомощно плачут в спасательных шлюпках.
К счастью, этот слух дошел до нас только после войны.
После потопления вражеского судна мы всегда старались, чтобы спасательные шлюпки и другие плавсредства, которые могли бы выдать противнику место действия, были уничтожены. Когда все пассажиры и члены команды «Кеммендайна» были подняты на борт «Атлантиса», мы решили потопить шлюпки пулеметным огнем. Так одновременно достигались две цели: уничтожались свидетельства боя и команда получала стрелковую практику. К сожалению, две шлюпки остались на плаву.
Когда их обнаружило британское судно, спасатели сделали собственные мрачные выводы относительно судьбы находившихся в ней людей. Их вряд ли можно за это винить. Пустые, изрешеченные пулями и покрытые пятнами крови (кровь принадлежала раненым матросам, впоследствии успешно вылеченным в нашем лазарете), они казались явным свидетельством зверства нацистов. Два и два было сложено, и, поскольку гибель «Тирраны» явилась причиной задержки информации о судьбе пассажиров «Кеммендайна», ответом стало зловещее пять.
[18]
Глава 11
ГОСТИ ФЮРЕРА
Британский моряк тихо сидел у трапа подбитого судна. Его нога была почти полностью оторвана – держалась лишь на небольшом лоскуте кожи. Чтобы остановить кровь, она была перетянута жгутом. Когда мы поднялись, он повернулся и взглянул прямо на нас. Его лицо было пепельно-серым.
Вперед выступил еще один уцелевший.
– Ваш первый снаряд… – начал он.
Британский моряк с трудом разжал стиснутые невыносимой болью губы и криво ухмыльнулся. Из уголка рта у него свисала сигарета.
– Эй, приятель, – прохрипел он. – А как насчет моей ноги? Я должен взять ее с собой?
Эта черная шутка приобрела необыкновенную популярность в нашей команде, и уважение к крутым английским парням, которые могут шутить, даже находясь, грубо говоря, «в заднице», сильно возросло. Наиболее серьезные из нас принимались размышлять о моральных качествах противника, которые доселе не имели возможности постичь… Зато теперь возможностей узнать точку зрения англичан у них было сколь угодно на много месяцев вперед.
При уходе из Германии команда «Атлантиса» насчитывала 347 человек. К маю у нас появилось 76 пленных. В июне добавилось еще 99. К середине июля число пленных достигло 327. Но даже после перевода большей части из них на другое судно благодаря новым победам к сентябрю «коробочка» снова была полна. На «Атлантисе» находилось 293 пленных. За все время боевого похода на борту побывало 1283 «гостя» с потопленных судов.
Приказ Верховного командования был точен и ясен. Кредо фюрера заключалось в отсутствии контактов с противником. Пленных следовало держать в тюремном помещении, давая им только короткое время для разминки. Иными словами, контакт между немцем и англичанином допустим только на уровне, установленном в лагерях, что, может быть, вполне разумно для отдельных категорий людей на берегу, но никак не применимо к условиям нашей жизни на «Атлантисе», где не было «приятностей», характерных для береговых лагерей. Лихорадка «колючей проволоки» была обычной на берегу. На корабле, с его ограниченностью площадей, который, в довершение всего, имея на борту пленных, должен вступать в бой, ее распространение было невозможным.
Рогге тщательно обдумал проблему, принял во внимание стресс, которому подвергаются люди, загнанные в подпалубное пространство в условиях тропической жары, стресс, усугубленный страхом, поскольку над головой грохочут орудия, и решил, что такие условия содержания людей можно назвать, мягко говоря, нездоровыми. Он решил несколько модифицировать инструкции, дав пленным столько свободы, сколько позволят обстоятельства, при безусловном обеспечении безопасности корабля.
В общем-то проблема пленных поставила нас перед весьма специфическим выбором. С одной стороны, мы не могли бросить людей на произвол судьбы в уединенных водах. С другой стороны, мы не могли заходить в часто посещаемые воды, тем самым подвергая риску себя. И в любом случае шлюпки вовсе не были «безопасным» местом, предписанным международными законами. И с каждого судна, которое мы топили, в наши помещения для пленных поступали новые обитатели. В конце концов мы приняли решение спасать всех, кого сможем, и даже пошли на определенный риск, позволяя пленным оставаться на палубе до десяти – двенадцати часов в день.
Людям был необходим свежий воздух, и мы старались им его дать. Помещения пленных, по вполне очевидным причинам, находились на нижней палубе, ниже, чем помещения нашей команды. Хотя, когда число пленных возросло, мы перевели азиатов в минный отсек, все равно условия для европейцев оставляли желать лучшего. Трудно описать, что чувствуют люди, пребывая в столь стесненных условиях, когда температура воздуха постоянно превышает тридцать градусов по Цельсию. Несмотря на наличие специальных вентиляторов, это место больше напоминало печь, и один из пленных, побывавший там, житель Лондона, как-то сказал мне: «Это была смердящая темница, плотно набитая телами». Точное описание.
Самые худшие моменты для пленных наступали, когда мы вступали в бой с другими судами. Хотя мы и обещали, что, если окажемся побежденными, им будет дана возможность спастись, такая же, как членам команды, на деле они понимали, что на этом пути их могут подстерегать немалые трудности. Когда я однажды напомнил одному из пленных, что мы все находимся в одной лодке, он описал их положение одной меткой фразой:
– Да, приятель, но нас бы больше устроило, если бы ваша посудина перевернулась вверх килем.
В другом случае английский пленный заявил:
– Почему бы вам не прорезать спасательный люк в днище и не дать ключи нам?
Изменить что-то все равно было невозможно. Положению пленных, запертых внизу, трудно было позавидовать. Им было плохо, но и нам не слишком уж хорошо. В дневное время неутомимый капитан Виндзор имел обыкновение гулять по палубам и убеждать всех, кто соглашался его слушать:
– Вы же понимаете, что это не может продолжаться вечно. Скоро, уже совсем скоро вы повстречаете крейсер, который положит конец вашим деяниям.
