– Хорошо, – сказал он. – Что вы предлагаете?
– Почему бы для вида 1 октября, в день отмены режима капитуляций, не навестить Роберт-колледж? – спросил я.
Предложение было довольно необычным, поскольку за историю существования института ни один важный турецкий деятель никогда не переступал его порога. Но я достаточно хорошо знал турецкий нрав, чтобы понять, что открытый и торжественный визит Энвера вызовет общественный резонанс. Эта новость быстро разлетится по всей стране и доберется даже до самых отдаленных уголков империи. Для турок этот визит будет означать, что один из двоих самых могущественных людей в Турции взял под свое покровительство этот колледж и все остальные американские учебные заведения. Такой визит гораздо лучше защитит американские колледжи и школы, чем целый армейский корпус. Поэтому я был очень рад, когда он сразу же принял мое предложение.
В день отмены режима капитуляций Энвер появился в американском посольстве. Нас ждали две машины. Одна была предназначена для него и меня, вторая – для его адъютантов. Все его адъютанты были при полном параде. Я был очень рад, что Энвер придал этому столько торжественности, поскольку хотел, чтобы это мероприятие получило широкую огласку. По пути в колледж я рассказал Энверу все об этих американских учебных заведениях и об их значении для Турции. В действительности он очень мало знал об этих институтах и, как и большинство турок, подозревал, что они построены здесь для каких-то политических целей.
– Мы, американцы, не ищем никаких материальных выгод в Турции, – сказал я. – Мы всего лишь требуем, чтобы вы хорошо обращались с нашими детьми в этом колледже, к которому американские граждане испытывают теплые чувства.
Я рассказал ему, что мистер Кливленд Г. Додж, президент попечительского совета Роберт-колледжа, и мистер Чарльз Р.
Крейн, президент попечительского совета женского колледжа, были близкими друзьями президента Вильсона.
– Это, – добавил я, – показывает, что лучшее в Америке – это прекрасный альтруистический дух, в природе которого использовать накопленные богатства для строительства колледжей и школ. Построив эти институты в Турции, американцы не будут обращать ваших людей в христианство, а помогут им обучиться наукам и искусствам, таким образом сделав их лучшими из граждан. Американцы чувствуют, что библейские земли дали им их религию, и пытаются отплатить самым лучшим, что есть в Америке, – образованием.
Затем я рассказал ему о миссис Рассел Сейдж и мисс Хелен Гоулд, которые сделали большие подарки женскому колледжу.
Затем я примерно час развлекал его историями из наших «американских ночей». Я рассказал ему, как Джей Гоулд прибыл в Нью-Йорк без денег, в оборванной одежде, и как он умер, оставив после себя состояние в 100 миллионов долларов. Я рассказал ему, как коммодор Вандербильт начал с работы паромщиком и стал величайшим железнодорожным «магнатом» Америки; как Рокфеллер начал свою карьеру с брокерской фирмы в Кливленде, получая 6 долларов в неделю, и заработал самое большое состояние, когда-либо накопленное одним человеком за всю мировую историю. Я рассказал ему, как Доджи стали нашими великими «медными королями», а Крейны – производителями железных труб. Энвер нашел эти истории гораздо более захватывающими, чем те, что когда-либо появлялись в Багдаде. Впоследствии я узнал, что он так часто пересказывал их, что эти рассказы услышали все важные люди в Константинополе.
Также Энвер был весьма впечатлен моим рассказом об американских учебных заведениях. Он обошел все корпуса и выражал свой восторг в отношении всего, что попадалось ему на глаза. Он даже предположил, что мог бы прислать сюда своего брата. С миссис Гейтс, женой президента колледжа Гейтса, он выпил чаю, обсудил учебные курсы и спросил, не могли бы мы рассказать ему, как проходит обучение науке ведения сельского хозяйства. А встреча с учителями, кажется, была для него большим откровением.
– Я полагал, что эти миссионеры выглядят так же, как их изображают в берлинских газетах, – признался он. – Длинные волосы, отвисшие челюсти, руки всегда сложены в молитвенном жесте. Но вот он, доктор Гейтс, который говорит по-турецки, как на родном языке, и ведет себя как светский человек. Я более чем доволен и благодарю вас за то, что привели меня сюда.
В тот вечер Энвер был в самом хорошем расположении духа. Моя идея, что подобный визит защитит колледжи от тревог, оказалась более чем удачной. В течение последних лет Турецкая империя была очень беспокойным местом, но у американских колледжей не было никаких сложностей ни с турецким правительством, ни с турецким населением.
Этот визит был интерлюдией к последующим событиям самого будоражащего рода. Энвер, который в данной ситуации старался быть как можно более дружелюбным, вполне сознательно решил, что Турция должна вступить в войну на стороне Германии. Сейчас Германия находилась в таком положении, когда уже невозможно было скрывать своих намерений. Когда однажды, до этого момента, я вмешался в ход событий, ради сохранения мира, Вангенхайм лишь поощрил меня. Как я уже говорил, причина заключалась в том, что тогда Германия хотела, чтобы Турция оставалась в стороне, поскольку немецкий Генеральный штаб надеялся победить без ее помощи. Но теперь Вангенхайм желал, чтобы Турция вступила в войну. Ввиду того, что я не работал в интересах Германии, но очень тревожился за американские учебные заведения, я все еще убеждал Энвера и Талаата остаться в стороне. Это разозлило Вангенхайма.
– Я полагал, что вы сохраняете нейтралитет? – воскликнул он.
– А я полагал, что вы были в Турции.
Ближе к концу октября Вангенхайм сделал все, чтобы военные действия начались; теперь все, что ему было нужно, – это подходящий момент.
Даже после того, как Германия закрыла Дарданеллы, задачу немецкого посла нельзя было назвать простой. Талаат еще не был полностью уверен, что лучшей политикой является война. И как я уже говорил, среди официальных лиц еще было множество тех, кто симпатизировал Антанте. План Талаата заключался в том, чтобы не захватывать все службы кабинета сразу, нет, он хотел медленно, шаг за шагом получить полный контроль. Во время этого кризиса самыми популярными и уважаемыми членами кабинета министров были Джавид, министр финансов, еврей по национальности, но мусульманин по вероисповеданию; Махмуд-паша, министр общественных работ, черкес; Бустани-эфенди, министр торговли и сельского хозяйства, крещеный араб; Оскан-эфенди, министр почты и телеграфа, армянин и конечно же христианин. Все эти лидеры, как и великий визирь, были против войны и предупредили Талаата и Энвера, что если Германия преуспеет в своих интригах, то они уйдут в отставку. Таким образом, атмосфера была довольно напряженной, и это убедительно доказывает один-единственный эпизод. Сэр Луи Маллет, британский посол, принял приглашение поужинать 20 октября в американском посольстве. Однако в последний момент он отправил записку, в которой сообщал, что заболел и не сможет прийти. Я заглянул к послу через час или два и обнаружил его в саду в полном здравии. Сэр Луи улыбнулся и сказал, что его болезнь была целиком дипломатической. Он получил письмо, в котором говорилось, что этим вечером его собираются убить, там называлось точное место и время предполагаемого преступления. Поэтому он решил, что будет лучше остаться дома. Не сомневаясь в том, что такое преступление действительно планировалось, я предложил сэру Луи защиту нашего посольства. Я дал ему ключ от задних ворот сада. Совместно с лордом Уэлсли, одним из секретарей, потомком герцога Веллингтона, мы все подготовили для бегства сэра Луи в наш штаб в случае, если это станет необходимым. Наши посольства были расположены так, что в случае атаки он мог незамеченным пройти от задних ворот своего посольства к нашим.
