Атмосфера роскоши и увеселений не могла не привлекать Авантюриста: именно в ней легче всего пускать пыль в глаза, швыряя на ветер медяки и подбирая разбрасываемое золото. Но в Штутгарте, столице герцогства, ему с самого начала не повезло. Он не говорил по-немецки, отчего вызвал неудовольствие герцогской свиты, нарушил принятый в театре обычай аплодировать только вслед за герцогом, сначала захлопав в тишине, а потом сидя с каменным лицом во взорвавшемся восторженными аплодисментами зале. Герцог Карл Евгений был с ним любезен, однако беседа была краткой, и герцог, по мнению Казановы, не проявил к нему должного интереса. А далее дела пошли еще хуже, хотя, по собственному признанию Авантюриста, он был сам во всем виноват: «Все несчастья, случившиеся со мной в Штутгарте, имели причиною исключительно мое дурное поведение». В кафе он познакомился с тремя офицерами, предложившими ему пойти развлечься в злачное заведение, где жрицами продажной любви служили исключительно итальянки. Утомленный постоянно звучащей вокруг непонятной немецкой речью, он прельстился возможностью поговорить на родном языке и принял приглашение. Его привели в подозрительного вида дом на окраине города. Там их действительно встретили три молоденькие итальянки, обрадовавшиеся гостям, а особенно соотечественнику. Пока они целовали и обнимали венецианца, офицеры приказали принести венгерского вина, и все выпили за здоровье присутствующих. Затем принесли карты, и Казанове предложили сыграть. В голове у него шумело, однако он без колебаний согласился и к утру проиграл почти четыре тысячи луидоров. Денег с собой у него не было, он пообещал заплатить и отбыл к себе в гостиницу.
Утром, одеваясь, он обнаружил в кармане сто луидоров, зато нигде не нашел ни часов, ни золотой табакерки. Он понял, что его обокрали. Скорее всего, это сделали девицы из подозрительного дома: обнимая и целуя его, они в то же время опустошали его карманы. И тут он вспомнил о проигрыше. Четыре тысячи луидоров у него были, во всяком случае, он вполне Мог бы их наскрести, продав часть драгоценностей, но делать этого ему очень не хотелось. И когда вчерашние офицеры явились за долгом, он заявил, что его нарочно завлекли в подозрительное место, где его обокрали, вытащив золотые часы и табакерку стоимостью триста луидоров, а затем напоили отравленным вином и усадили играть, заранее зная, что он проиграет. Офицеры возмущенно заявили, что подадут на него в суд, на что Казанова отвечал, что готов судиться с кем угодно, но платить не будет.
Разозленные офицеры добились помещения Авантюриста под домашний арест до прибытия чиновника, который должен был составить полную опись его имущества, включая содержимое заветной шкатулки. Понимая, что проигранная сумма у него будет конфискована, Казанова решил бежать, а так как возле дверей его комнаты поставили часового, он вылез в окно, а следом за ним лакей спустил его чемоданы. Некоторое время Казанова скрывался у своих приятелей — итальянских актеров, ожидая ответа на свою жалобу, направленную самому герцогу. Но герцог решил не вмешиваться в дрязги между подданными и заезжим иностранцем, и Казанове пришлось спешно покинуть город. Под покровом ночи он отбыл в Швейцарию, в Цюрих.
Прибыв в Цюрих и остановившись, по своему обыкновению, в лучшей гостинице, он заказал себе ужин и в полном одиночестве съел его. Одинокая трапеза направила мысли его в философическое русло, и он стал размышлять, зачем он, собственно, приехал в этот город, где у него не было ни друзей, ни знакомых. Уверившись, что он навлек на себя случившиеся с ним неприятности исключительно потому, что злоупотребил милостями Фортуны, Казанова отправился спать. Обычно сон разгонял неприятные мысли, но на этот раз такого не случилось, и проснулся он в еще более мрачном настроении. Позавтракав, Казанова отправился на прогулку. Быстро очутившись на окраине, он увидел тропинку, вьющуюся среди окружавших город гор. Шесть долгих часов шагал по ней Соблазнитель, удрученный думами о бренности всего земного, пока не очутился возле массивного церковного здания, примыкавшего к глухим монастырским стенам. В церкви, заполненной бенедиктинскими монахами, как раз шла служба. Возрадовавшись, что Господь вывел его к католическому храму, Казанова остался помолиться.
Служба завершилась, и Казанова подошел к аббату, чтобы расспросить его поподробнее, что это за церковь и монастырь. Так как аббат говорил только по-немецки и на местном швейцарском наречии, Казанове пришлось беседовать с ним на латыни, что, впрочем, ничуть не отразилось ни на приятности беседы, ни на живости их общения. Аббат поведал путешественнику, что монастырь был основан в X веке, но церковь намного древнее, ибо освятил ее сам Иисус Христос, оставивший в качестве доказательства своего пребывания отпечатки божественных пальцев на мраморной плите. С этими словами аббат подвел Казанову к плите, на гладкой поверхности которой действительно видны были пять углублений. Согласно преданию, к первому настоятелю монастыря во сне явился Христос и поведал ему, что монастырская церковь находится под особым его покровительством, ибо он сам освятил ее, а дабы никто в этом не сомневался, он оставляет отпечаток своей божественной руки. Пробудившись ранним утром, настоятель бросился в церковь и, увидев, что на плите действительно отпечатался след руки, опустился на колени и вознес хвалы Господу.
Красивая легенда, величественный пейзаж, удачно дополняемый глухими монастырскими стенами, настроили Казанову на покаянный лад, и он попросил аббата показать ему заодно и монастырь. Любезный аббат, не часто встречавший столь любознательных путешественников, не только провел его по монастырю, но и пригласил разделить с ним трапезу, каковая оказалась выше всяческих похвал. Так как гость выразил желание исповедаться, после обеда монах повел его в маленькую часовенку, завернув по дороге в монастырскую библиотеку, где, по его словам, находились книги исключительно духовного содержания. Количество этих книг, а также образцовое содержание их приятно поразили Казанову, и ему внезапно захотелось сделаться монахом.
Исповедавшись, то есть в течение трех часов занимая аббата рассказами о самых скандальных своих похождениях, Казанова заявил, что хочет принять покаяние. В ответ аббат предложил гостю переночевать в монашеской келье, дабы без помех помолиться Господу, а наутро причаститься, ибо воистину покаяться дается не каждому, а лишь тому, на кого снизойдет Божья благодать. Приняв предложение аббата, Казанова, отказавшись от ужина, заперся в отведенной ему келье. Стремление стать монахом и начать размеренную жизнь, не подверженную капризам Фортуны, вновь пробудилось в нем. Поразмышляв немного, он решил, что взнос в десять тысяч экю позволит ему добиться десятилетнего срока послушничества, особенно ежели он пообещает даже при отказе от принятия пострига оставить взнос в монастыре. А уж коли он решится стать монахом, на ренту с этой суммы монастырская жизнь явно не покажется ему слишком суровой. Мгновенно изложив сей прожект на бумаге, Казанова утром за чашкой шоколада вручил его аббату. Тот прочитал и пообещал дать ответ через две недели. Затем аббат подвез его до города, где у него имелось дело, вручил два рекомендательных письма и подтвердил, что ровно через две недели прибудет в гостиницу, где остановился Казанова.
Вернувшись к себе, Соблазнитель приказал слуге нанять на две недели экипаж, пообедал, а вечером отправился в концерт. Следующие два дня он посвятил знакомству с адресатами писем, кои немедленно пригласили его к обеду. В обоих домах он сообщил о своем желании уйти в монастырь и всюду был встречен с пониманием. Через несколько дней Казанова обнаружил, что личность его, равно как и намерения, известны всему городу: хорошо одетые граждане смотрели на него уважительно и раскланивались. Такое отношение помогало Соблазнителю убеждать себя, что именно монашество является истинным его призванием. Возможно, ему даже удалось себя в этом уверить, раз ни одна из девушек в домах, куда он был приглашен, не привлекла его внимание. Не помышляя ни о картах, ни о любовных утехах, он вел размеренный образ жизни и каждое утро по три часа занимался с учителем немецким языком.
