От такого ответа Соблазнитель застыл на месте, словно соляной столп, а красавица преспокойно продолжила свое занятие. Но когда в. течение вечера возникал общий разговор, красавица любезно отвечала на его вопросы и сама несколько раз обращалась к нему. «Это была настоящая леди с безупречной репутацией», — отметил в «Мемуарах» Казанова. Тем не менее женщина-англичанка продолжала оставаться для него загадкой.
Вызывал удивление Казановы и закон, согласно которому муж, заставший жену с другим мужчиной в предосудительной позе, имел право получить половину состояния оскорбителя супружеской чести. Посмеявшись, Соблазнитель сказал приятелю-соотечественнику, что коли такой закон был бы принят у них на родине, не слишком щепетильные мужья давно были бы самыми богатыми людьми в государстве. «Неужели никому из англичан не приходит в голову заработать на своей половине? Ведь всего-то и надо, что подождать, пока состоятельный кавалер присядет на постель к супруге!» — завершил свои рассуждения Казанова.
Хваленый либерализм английских законов и законопослушание англичан вызывали у венецианца весьма противоречивые чувства. К примеру, он был чрезвычайно удивлен, узнав, что человек, сложивший голову под топором палача за убийство собственного лакея, не вызывает презрения у окружающих и родственники его ходят с гордо поднятой головой. Черт возьми, разумеется, предрассудки не украшают человечество, но всему же есть предел! Если в политике оставлен один голый расчет и изгнана любая мораль, стоит ли брать такую политику за образец? Впрочем, подобными вопросами задавались не столько космополиты, подобные Казанове, сколько просветители, проживавшие по другую сторону Ла-Манша, где в недрах общества уже зарождался вихрь будущей революции.
— У нас все равны перед законом, — говорили Казанове его английские знакомцы. — Наши институты ничем не оскорбляют человеческое достоинство. Да, закон суров, и каждый, кто нарушает его, обязан сознавать, что, будучи уличенным, он непременно понесет наказание. Презрения заслуживает только тот, кто, совершив преступление, пытается увильнуть от положенного наказания. Такое поведение недостойно джентльмена.
— А как же разбойники с большой дороги? — поинтересовался Казанова.
— Что ж, разбойники эти — настоящие мерзавцы, однако они заслуживают жалости. Ведь отправляясь на разбой, они обрекают себя на виселицу. Вот что вы, к примеру, сделаете, ежели вашу карету остановят, приставят вам к груди пистолет и потребуют кошелек? — последовал встречный вопрос.
— Если у меня будет с собой пистолет, — не задумываясь, отвечал венецианец, — я постараюсь застрелить негодяя. А ежели окажусь без оружия, то отдам кошелек, назвав грабителя подлым мерзавцем.
— И будете неправы. Если вы убьете разбойника, вас приговорят к смерти, ибо согласно закону вы не имеете права лишать жизни англичанина. А если вы оскорбите его, он вам ответит, что вы не смеете так говорить, ибо он не нападает на вас сзади, а честно грозит вам пистолетом, предоставив вам самому решать, что вам предпочтительнее сохранить: жизнь или кошелек? Разумеется, отдавая ему кошелек, вы можете сказать, что он занимается бесчестным ремеслом, и он с вами согласится. Более того, он скажет, что непременно окончит дни свои на виселице. Затем он поблагодарит вас за кошелек и посоветует выезжать за пределы Лондона только в сопровождении вооруженного слуги на лошади, тогда ни один разбойник не посмеет на вас напасть. В принципе мы, англичане, зная о неприятностях, подстерегающих нас на дорогах в лице грабителей, всегда имеем при себе два кошелька — один, чтобы отдать грабителям, а второй для наших собственных нужд.
Рассказ сей изрядно позабавил Казанову, он счел рассуждения англичан вполне резонными, но совершенно неприемлемыми для континента.
Перед отъездом ему, как и многим его современникам, Лондон виделся «землей обетованной», а Англия — страной, где царят свобода, порядок, мудрость и законы. Но чем дольше жил он в туманной и дымной английской столице, тем тоскливее ему становилось. Организм его жаждал тепла и солнца, душа — милой «чувствительности», которую он всегда находил у своих соотечественников и у французов. Утонченный латинянин, привыкший большую часть времени развлекать себя галантными похождениями и милой болтовней, он с трудом переносил холодный и сырой лондонский климат и грубые развлечения англичан, которые все поголовно, от простолюдина до лорда, маскарадам и балам предпочитали кулачные бои, с азартом делая ставки на дерущихся бойцов. Какое уж тут веселье, особенно когда все кругом, словно стая зловещих птиц, одеты в платье темно-коричневого цвета и справляют нужду прямо на улице, развернувшись лицом к проезжей части, предоставив тем самым проезжающим в экипажах созерцать сие не слишком занимательное зрелище. Впервые увидев это, Казанова заметил своему приятелю, соотечественнику Мартинелли:
— Мне кажется, что подобные действия оскорбляют тех, кто видит их из окошка кареты.
— А кто вас просит на них смотреть? — резонно заметил привыкший к лондонским нравам Мартинелли. — Когда идущий по улице замечает голый зад, он обычно отворачивается. Ежели, конечно, не имеет особых причин любоваться им.
Казанове пришлось смириться.
В Лондоне он часто скучал. Несмотря на многочисленные знакомства, хождение в музеи, чтение книг и посещение дочери, юной Софи, ему было невыразимо грустно одному в его большом доме, грустно садиться в одиночестве за стол и ложиться в постель. Прожив в английской столице больше месяца, он так и не сумел завести себе любовницу, хотя здешние друзья и приятели усиленно пытались ему в этом помочь. Отчаявшись отыскать в большом и сыром городе возлюбленную, он вывесил возле своей двери не совсем обычное объявление. В нем он предлагал девушкам, говорящим по-французски, снять в его доме квартиру на втором этаже за чрезвычайно умеренную цену. Условие будущим жилицам он ставил всего одно: они должны быть одиноки, никуда надолго не отлучаться и не принимать посетителей, даже родных и близких.
Старуха-англичанка, убиравшая улицу возле дома Соблазнителя, долго смеялась, прочитав вывешенную на дверях табличку.
— Почему вы смеетесь, почтенная? — спросил Казанова.
— Потому что это повешено для того, чтобы смеяться, — ответила она.
— Так вы считаете, что ни одна девушка не явится сюда, чтобы снять квартиру?
— Наоборот, девицы так и побегут, одна за другой. Скажите только, сколько привратнице надо с них запрашивать.
— Цену я определю сам. Не думаю, что их будет много, ведь мне надо именно молодых, порядочных и говорящих по-французски.
— Не знаю, как там насчет молодых, но толпа у вас тут стоять будет, за это я ручаюсь.
— И пусть стоит, — благодушно дозволил Казанова.
Относительно толпы старуха-уборщица оказалась права.
Первые несколько дней прохожие то и дело останавливались почитать необычное объявление. Потом о нем сообщили в городской газете новостей, изрядно посмеявшись над его составителем и вполне доходчиво разъяснив, для кого и с какими целями тот вывесил подобное приглашение.
