Отдохнув среди гостеприимных митавцев, Калиостро, гордо называвший себя полномочным главой всех масонов Северных земель, приступил к созданию собственной Египетской ложи. Так как граф Медем, его брат маршал Отто фон Медем и бургомистр фон Ховен в 1741 году в Галле приняли масонское тамплиерское посвящение и к настоящему времени успели достичь высоких степеней, то кандидаты для всех трех степеней наличествовали. И разумеется, следовало основать ложу принятия, куда войдут женщины, эти негласные правительницы маленького митавского мирка. Впервые магистра обуревали противоречивые чувства: с одной стороны, он ощущал себя вырванным с корнем растением, а с другой — новая почва оказалась на удивление благодатной. Отсутствие конкурентов позволяло ему развернуться со всей полнотой его фантазии. И он заявил, что сам бессмертный Великий Кофта поручил ему возродить утраченные на протяжении веков истинные египетские таинства и посвятить в них здешних масонов.
«Сидя на троне, Досточтимый магистр приказывает ввести кандидата; инспектор подводит кандидата к трону и велит ему опуститься на колени. Досточтимый магистр встает и обращается к кандидату: “Вам уже сообщили, что цель наших трудов столь же далека от легкомыслия, как обычное масонство далеко от истинного философского знания. Все наши действия, таинства и поступки имеют единственную цель: прославление Бога и проникновение в священные тайны природы. Однако путь в святилище природы не прост; но, затратив труд, терпение и время, определенные законами нашего основателя, вы можете надеяться, что работа ваша увенчается успехом. Прежде чем облечься в священные одежды нашего ордена и стать одним из его членов, повторяйте за мной, слово в слово, клятву, кою я требую от вас от имени Бога и всех наших братьев”.
Пока кандидат готовится произнести клятву, в чаше на алтаре загорается винный спирт; кандидат протягивает правую руку и, держа ладонь над чашей с пламенем, произносит следующую клятву: “Обещаю, присягаю и клянусь никогда не открывать тайн, доверенных мне в этом храме, и слепо подчиняться моим начальникам”.
По знаку Досточтимого магистра на кандидата надевают талар, Досточтимый обвязывает талию кандидата голубым шнуром и вручает ему две пары перчаток
[44], одну мужскую и одну женскую; затем он объясняет ему значение этих вещей, а после показывает ему тайные знаки и называет тайные слова»7.
В ложу египетского ритуала вступили едва ли не все значимые лица в городе: граф Медем с братом Отто фон Медемом, старший сын Отто фон Медема, доктор Либ, нотариус Хинц, скептик и надворный советник Швандер, обербургграф фон Ховен. А также прекрасные дамы: госпожа Гротхаус и ее кузина госпожа Кайзерлинг, Луиза — кузина Элизы фон де Реке, и, разумеется, сама Элиза. В результате в женской ложе дам-основательниц оказалось едва ли не больше, чем простых членов. Но это никого не смутило, тем более что роль великой магистрессы, как всегда, исполняла Серафина, а ей знатное окружение чрезвычайно льстило. На заседания ложи графиня Калиостро являлась во всем блеске, затмевая даже сверкавшие разноцветными камнями одежды супруга. Надо сказать, постоянное присутствие Элизы рядом с Калиостро начинало раздражать Серафину. Баронессу фон дер Реке нельзя было назвать красавицей, ростом она значительно превосходила магистра, однако Серафина заметила, что Джузеппе все чаше бросал на нее отнюдь не равнодушные взоры. Говорят, в Митаве между супругами произошла бурная сцена ревности, во время которой графиня заявила мужу, что таким старым толстяком, как он, могут прельститься только уродливые мегеры. Неизвестно, ответил ли Калиостро супруге в том же духе, намекнув на ее более чем братские отношения с фон Ховеном; известно только, что его попытка добиться милостей от своей главной почитательницы провалилась. Уговаривая молодую баронессу уступить, он сулил ей узнать у духов о потусторонней судьбе ее любимого брата Фридриха и обещал провести ее по всем ступеням посвящения и наделить едва ли не тем же могуществом, каким обладал он сам. Посулы не помогли: Элиза магу отказала и упрекнула его в шантаже. Калиостро разозлился, но на следующий день прислал баронессе письмо, поздравив ее с успешно пройденным искусом, которому он ее подверг по велению высших сил, кои теперь неотрывно наблюдают за ней. Скорее всего, письмом этим он потешил собственное уязвленное самолюбие.
От ухаживаний магистра и его откровенных предложений у Элизы голова шла кругом: с одной стороны, внимание его льстило ей, но с другой — его брутальная мужская сила напоминала ей бывшего солдафона-супруга. Но если тот умел изъясняться только языком плацдарма, то загадочные речи магистра, его голос, становившийся на удивление проникновенным, заставляли дрожать глубинные струны ее души. Однако черная тень брата Фрица не давала ей покоя, необходимого, чтобы разобраться в собственных чувствах: она ужасно боялась, что брат, возможно, ушедший из жизни добровольно, попал в ад. И отказав магистру, она продолжала требовать от него чуда. Впрочем, и другие члены Египетской ложи тоже намекали, что хорошо бы магистру явить какое-нибудь чудо, дабы они бесповоротно уверовали в его могущество. Едва скрывая досаду и на отказавшую ему баронессу, и на жаждущих чудес «братьев», а особенно «сестер», Калиостро со свойственной ему экспрессией пускался в рассуждения о подвластных ему таинственных силах, позволявших совершать путешествия на иные планеты, ибо, как известно, Христос, Моисей и Илия создали множество миров. «Мои верные последователи, — Калиостро выразительно смотрел на Элизу, — также смогут путешествовать по иным мирам. Они познают вселенскую мудрость и обретут вечное блаженство». Магистр любил говорить о египетских богах и их волшебном зелье, с помощью которого они овладевали смертными женщинами; отпрыски, рожденные от такого союза, являлись теми избранными, кому боги поверяли свои тайны. Выдержав паузу, загадочным тоном граф сообщал, что присутствующим выпало счастье встретить избранника богов. Чопорные курляндские аристократы в недоумении переглядывались. Однажды, после одной из подобных речей, Элиза принялась умолять Калиостро назвать ей слово-ключ, способное открыть перед ней врата герметизма, дабы ее душа могла слиться с душою брата. Вместо ответа магистр затопал ногами и закричал, что она находится под влиянием злых духов, намерения ее корыстны, а посему она этих знаний недостойна… пока не очистит свои мысли от скверны, неожиданно тихим, шипящим голосом заявил он и, тряхнув тяжелой гривой волос, перевитых зеленой лентой с вышитыми на ней золотыми скарабеями, покинул зал. От любви до ненависти… В тот вечер из комнат, занимаемых графом и графиней Калиостро, долго доносились громкие голоса, удары и звон разбиваемой посуды. На следующий день слуга, подбирая осколки, слышал, как Калиостро уговаривал своего лакея принять в подарок баночку целебной мази, от которой синяки пройдут моментально, словно их и не было.
Решив наконец показать свою власть над природой, Калиостро устроил небольшой алхимический сеанс: нагрел брусок свинца, посыпал его волшебным порошком, потом расплавил брусок и вылил расплавленный металл на поднос, где вскоре застыла крохотная серебряная лужица. Зрители восхитились, но сомнения явно продолжали их грызть. А Калиостро уже объявлял о следующем чуде: он готов связаться с духами. Только в качестве медиума ему понадобится невинное дитя, послушное и в нежном возрасте, а именно лет шести-семи. Выбор пал на племянника Элизы, младшего сына ландмаршала фон Медема.
