Обложка рукописной книги «Святейшая Тринософия», авторство которой иногда приписывают Калиостро
Кардинал Франческо Саверио де Дзелада (1717—1801)
Внутренний двор крепости Сан-Лео
Калиостро поднимают в корзине в крепость Сан-Лео.
Рисунок того времени
Граф Семпронио Семпрони, комендант крепости Сан-Лео
В музее крепости Сан-Лео под этим портретом стоит подпись: «Калиостро», но кто и когда увидел графа таким?..
Железные маски для запугивания и пыток узников инквизиции.
Музей крепости Сан-Лео
Железная клетка для непокорных узников инквизиции.
Музей крепости Сан-Лео
Камера Сокровищница (Tesoro) в крепости Сан-Лео
Камера Колодец (Rozzetto)
Люк в потолке камеры Колодец
Свидетельство о смерти Бальзамо-Калиостро
Скамья в камере Колодец, где скончался Бальзамо-Калиостро и куда нынешние поклонники Великого Кофты приносят цветы
Подготовившись, Жанна симулировала обморок в покоях принцессы Елизаветы; хитрость удалась, принцесса обратила на нее внимание, а услышав, сколько лишений пришлось претерпеть несчастной женщине из рода Валуа, распорядилась о ежемесячной пенсии в 1500 ливров для графини де Ла Мотт. Такая подачка Жанну не устраивала; ничтожные, по ее меркам, деньги не позволят ей даже рассчитаться с долгами. Она еще дважды прибегала к той же уловке, но понимания более не встретила, скорее наоборот, и четвертый раз падать в обморок остереглась. Пришлось заводить знакомства среди мелкой сошки из обслуги, дабы получить возможность присутствовать при королевских трапезах, а потом подробно их расписывать, намекая собеседнику, что она часто обедает при дворе.
И тут в Париж приехал кардинал Роган. Жанна нанесла ему визит, и вскоре супруги Ла Мотт перебрались в дом на улицу Сен-Жиль — поближе к кардинальскому дворцу. В своих мемуарах мадам де Ла Мотт писала, что именно кардинал уговорил ее обратиться к королеве, уверяя, что только та сможет помочь ей восстановить справедливость. По совету Рогана Жанна бросилась к ногам королевы. Ее величество выслушала просительницу и, проникнувшись состраданием, обещала добиться у короля признания ее принцессой Королевского дома. «А пока, — заявила королева, — мы станем встречаться тайно, вдали от любопытных глаз». На прощание Мария-Антуанетта вручила графине туго набитый кошелек…
Жанне не составило труда узнать, что с той минуты, когда Роган увидел юную дофину, мечтой всей его жизни стало добиться ее расположения. И мадам Ла Мотт принялась настойчиво намекать на свою крепнущую дружбу с королевой и готовность помирить свою державную подругу с кардиналом. Однажды из очередной поездки в Версаль она приехала в придворном экипаже и немедленно похвасталась его преосвященству, что ее величество, желая облегчить подруге дорогу домой, предложила ей воспользоваться королевской каретой. Каким образом Жанна сумела раздобыть сей экипаж, осталось загадкой. Наверное, помогло знакомство с мелкой сошкой.
В небольшом разношерстном обществе, постепенно сложившемся на улице Сен-Жиль, мадам де Ла Мотт сыпала громкими именами и пересказывала свежие придворные сплетни, утверждая, что узнала их из первых уст. Ей верили: Мария-Антуанетта создала в Версале свой собственный мирок со столицей в Малом Трианоне, куда допускались исключительно близкие королеве люди; даже королю приходилось испрашивать разрешения, чтобы посетить сей уголок. Потайные покои, известные только приближенным королевы, имелись и в Версальском дворце. Жанне нельзя было отказать ни в остроумии, ни в искусстве рассказчицы, а ее собственная история, такой, какой она ее преподносила, и вовсе походила на роман, так что никто не сомневался, что королева, пребывавшая в постоянной погоне за развлечениями, могла приблизить к себе особу, подобную графине де Ла Мотт. Алчных и беспардонных личностей, наделенных талантом развлекать и сорить деньгами, вокруг Марии-Антуанетты вращалось немало; например, ближайшая подруга графиня де Полиньяк со своим многочисленным семейством обходилась казне более чем в полмиллиона ливров в год. Поэтому кардинал не усомнился, что его любовница Ла Мотт стала наперсницей королевы. Все еще стройный, хотя и с первыми признаками полноты, видный, с приятным лицом, чистой кожей и юношеским румянцем, с прозрачными голубыми глазами, кроткий взор которых никак не вязался с всепоглощающим честолюбием, в свои пятьдесят лет кардинал продолжал пользоваться успехом у женщин и, видимо, искренне считал, что если он сумеет перебороть неприязнь королевы, то добиться ее расположения труда не составит.
К весне 1784 года Жанна, убедившая кардинала в своих доверительных отношениях с королевой, стала посредником в переписке между Марией-Антуанеттой и кардиналом. Уговорив Рогана отправить королеве покаянное письмо, она быстро доставила ему ответ — такой, о каком он мечтал. В письме, продиктованном мадам Ла Мотт и написанном рукой Рето де Виллета, от имени королевы сообщалось, что ее величество прощает кардиналу былые промахи. Письма посыпались дождем; но постепенно кардинал стал недоумевать, отчего, несмотря на благосклонность в письмах, встречая его в Версале, королева не только не подает виду, что он в фаворе, но даже не смотрит в его сторону. А так как Ла Мотт еще не удовлетворила свои аппетиты и от имени Марии-Антуанетты извлекала из кардинала лишь небольшие суммы — якобы для пожертвований, следовало срочно что-то придумать, дабы продолжать переписку. Большая игра впереди, и Жанна пока не знала, какой она будет, но что будет — знала точно. После непродолжительных размышлений графиня де Ла Мотт придумала и вместе с мужем и любовником осуществила постановку коротенькой сценки под названием «Свидание в версальском парке», вполне достойной пера Бомарше. Собственно, она и была навеяна той сценой из «Женитьбы Фигаро», где графиня Альмавива в костюме Розины отправляется на ночное свидание, чтобы уличить своего ветреного супруга.
