Башкиров, как и Сталь, напоминал Сергею об ужасных событиях, творившихся в России. В отличие от Сергея поэт не испытывал тоски по дому, хотя часто посещал заведения, где собирались левые. Прокофьев обходил стороной подобные места, в частности, кафе «Ротонда», дом вдали от дома для революционеров-марксистов и любимое место пресытившиейся развлечениями богемы. Лина и не подозревала о ностальгических настроениях Сергея, проявлявшихся только в язвительных высказываниях относительно парижских соперников и жалобах на постоянные переезды. Сергей скучал по России, ее наследии и культуре, в которой черпал вдохновение, по Союзу композиторов-единомышленников. Тоска усиливалась во время ежедневных длительных прогулок по набережным мимо продавцов книг и рыбаков, когда он быстро записывал в блокнот мелодии, пришедшие в голову, и размышлял о высоком. Сергей не мог больше находиться в тени Стравинского. Необходимо было что-то менять.
В октябре Башкиров помог Прокофьевым снять большой зимний дом в Бельвю, в пятнадцати минутах езды от Парижа. Затем он исчез из их жизни, по слухам пристрастившись к азартным играм. Позже Башкиров работал водителем и вступил в фашистскую партию, образованную русскими эмигрантами.
В дневнике Сергей написал, что рядом с домом в Бельвю есть «удивительный сад с огромным количеством цветов. Несколько довольно больших комнат, остальные маленькие, лестницы узкие, всюду ступеньки, помещений много, и все расположены самым диковинным образом. Дело в том, что нынешнее здание состоит из трех соединенных вместе домов»
[180]. В готическом саду обнаружились урны и саркофаги, которые, по словам владельца, по стоимости могли сравниться с самим домом. Сохранилась фотография, сделанная в саду. Лина в белой юбке и блузке положила руку на спинку плетеного стула. На круглом лице улыбка, которую не назовешь веселой – возможно, жизнь в пригороде нравилась ей меньше, чем мужу. Сергей, с поредевшими волосами, тоже весь в белом, улыбаясь, стоит с другой стороны стула. Они с Линой только что вернулись с корта, где играли в теннис. Его мать сидит на стуле в черном шерстяном платье, укутавшись в шаль. Она держит на руках Святослава, которому восемь или девять месяцев, но в камеру не смотрит. Это последняя сохранившаяся фотография Марии, которая умерла 13 декабря 1924 года от сердечного приступа. Сергей записал в дневнике: «В 12:15 утра мама умерла у меня на руках»
[181]. До конца года он не сделал больше ни одной записи. Чистые страницы свидетельствовали о постигшем его горе. В течение нескольких месяцев он скрывал свои чувства – и даже сам факт смерти матери – от тех, кто справлялся о ней.
Сергей нашел утешение в вере, которую открыл для себя прошлым летом, – Христианской науке. Лина вступила в члены церкви Христианской науки раньше мужа, благодаря пожилым знакомым из Севра, англичанам мистеру Прайсу, мистеру и миссис Уэйд и нескольким дамам и господам, имена которых неизвестны. Она стала регулярно посещать собрания общины после рождения Святослава, когда сильно похудела и страдала от мучительной послеродовой депрессии. Заботу о ней в июне 1924 года взяла на себя христианский практик, уроженка Бостона, Кэролайн Гетти, которая обучала Лину позитивному мышлению и рассказывала о методах, которые позволят отвлечь ее внимание от смертного тела и привлечь к бессмертному уму и его связи с Богом. Увидев в своем опыте отражение Божественного материнства, Лина будет исцелена. «Не думай о теле, – написала Кэролайн Лине в конце июля. – Тело не может чувствовать. Ты не должна думать о теле – оно же не думает о тебе»
[182]. Афоризмы сопровождались ссылками на Священное Писание и предложением читать учебник, который она рекомендовала своим подопечным
[183].
Гетти работала в центре Парижа в Комитете по публикациям церкви Христианской науки, но у нее был дом в Севре, где она, говорят, исцелила господина Прайса от болезни сердца – или, по крайней мере, так заявлял господин Прайс, хотя из-за старческого слабоумия он не помнил подробностей. Гетти представила Лину другим практикам и членам местной общины Христианской науки во второй научной Церкви Христа в Париже на бульваре Фландрен, 58. Позже практик Ив Крейн вошла в жизнь Сергея и Лины, как и Лоренс Аммонс, которому суждено оказать на супругов важное влияние.
Сергей долго отказывался принять идеи Христианской науки в силу их иррациональности, но благодаря Лине обнаружил, что в отдельных аспектах она опирается и на здравый смысл тоже. Христианская наука представляла Вселенную в виде часового механизма. Сергей встречался с практиками и в результате с бо́льшим энтузиазмом, чем Лина, занялся самолечением. Он жаловался Гетти на беспричинные острые боли в руках и ногах, голове, груди. Сергей подсчитал, что невралгия беспокоит его три раза в месяц на протяжении десяти лет, и опасался за здоровье сердца. Гетти обещала, что поможет ему справиться с болезнями. Она принесла ему экземпляр основного учебника Христианской науки, книгу Мэри Бейкер Эдди «Наука и здоровье, с ключом к Писаниям», объяснила Сергею несколько основных идей и попросила, чтобы он рассказал, что усвоил из прочитанного.
Сергей ушел от нее обнадеженным и предложил 30 франков вместо двадцати, которые она обычно брала за сеанс. Следуя рекомендациям Гетти в течение лета и осени, Сергей почти избавился от головных болей. Христианская наука постулирует, что болезнь есть лишь иллюзия, происходящая от недостатка духовной гармонии. Медитация не устраняла боль полностью, но значительно уменьшала ее, и Сергей даже мог иногда бороться с простудой. Однако ему не удалось улучшить зрение, а ведь благодаря Христианской науке Сергей хотел научиться обходиться без очков. Неудача компенсировалась тем, что вера, похоже, помогла умерить его взрывной характер. Осознав, что споры с женой зачастую бессмысленны, Сергей решил перестать воевать с Линой. В одном из писем Ольге, набожной католичке, он пишет: «…если бы Вы только знали, какую роль сыграла Наука в моих отношениях с Пташкой, Вы бы смогли оценить ее значимость»
[184]. Правда, предотвратить все ссоры религия оказалась не в состоянии – у супругов возникли серьезные разногласия, когда Лина захотела вернуться на сцену. О Святославе заботилась няня, Лина чувствовала себя хорошо и снова была в отличной форме. Хотя она поняла, что никогда не станет оперной примадонной, однако надеялась, что сможет выступать в концертах своего мужа. Сергей был против, не желая делить с ней славу. Кроме того, его требования намного превосходили ее возможности. Лина продолжала настаивать, и муж, не желая больше ссориться, в конечном итоге сдался. Он пообещал, что время от времени они будут выступать вместе.
Постепенно Прокофьевы утратили интерес к самоизлечению, но их преданность Христианской науке только возросла. После переезда осенью 1924 года из Сен-Жиля в Бельвю Прокофьевы стали регулярно посещать лекции для прихожан. Сергей предпочитал их церковным службам в Париже, поскольку не выносил любительского пения. В своем дневнике он вспоминает непрофессиональную певицу-сопрано, мурлыкавшую что-то невразумительное из-за некоего подобия занавеса. Ее вибрато было столь же ужасно, как музыка, сочиненная неизвестным американцем. Псалмы были лучше, поскольку их архаично звучащие мелодии были заимствованы из Йозефа Гайдна, но Сергей считал, что музыка больше отвлекает, чем настраивает на торжественный лад. Сергей подумывал о том, чтобы самому переложить на музыку несколько религиозных текстов, но так и не претворил замысел в жизнь.
