Они больше не были свободны, ни дома, ни за границей. Отчетами об их действиях обменивались разные отделения ВОКСа. Советский посол в Великобритании, Иван Майский, представил новому председателю Комитета по делам искусств отчет о том, как Сергей проводил время в Лондоне. А Борис Моррос (Мороз)
[350], музыкальный директор на студии «Парамаунт», принимавший Сергея в Лос-Анджелесе, был советским агентом. Моррос встретил Прокофьева с большими почестями и провел по Tin Pan Alley
[351], где, согласно газетной статье, «композитор услышал и увидел все, от тамтамов индейцев до джиттербага»
[352]. Лина, путешествовавшая вместе с мужем, обижалась, когда все вокруг думали, что она не понимает по-английски. «Ну, наш сленг, возможно, не такой современный, но мы, конечно, говорим по-английски»
[353]. Ей спели серенаду в виде песни ковбоя, которую она назвала «из фильма The Texans» («Техасцы»). Лина охарактеризовала это произведение как «колыбельную для коровы».
Атмосфера во время поездки была напряженная, и Лина с Сергеем понимали, что должны быть очень осмотрительны. В отличие от мужа, державшего все в себе, Лина изливала чувства в письмах матери. «Эти три дня в Лондоне были самыми утомительными. Во-первых, когда пересекали Ла-Манш, было сильное волнение, и почти все, кроме меня, страдали морской болезнью. Концерт в Лондоне имел большой успех у холодных англичан. На следующий вечер был концерт в советском посольстве, а вчера в ВОКС – обществе культурных отношений с СССР»
[354].
Затем следовали мрачные новости из Москвы. «Мы получили письмо от детей. Кажется, неожиданно закрылась английская школа – это очень неприятно, и я сильно расстроена. Теперь им придется ходить в русскую…»
[355] Хотя в письме Святослав не сообщил Лине подробностей, связанных с закрытием школы, в своих воспоминаниях он рассказал, что родителей нескольких его одноклассников объявили врагами народа. Некоторых арестовали, других выслали из страны. Школу закрыли, и учеников распределили по обычным школам, которые, по воспоминаниям Святослава, были страшно переполнены. Но в ситуации были и свои плюсы – школа номер 336, названная в честь подвергавшегося гонениям русского писателя Александра Радищева, находилась всего в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Единственное, что запомнил Олег, – как его дразнили, особенно когда отец согласился выступить в школе «в связи с каким-то революционным праздником»
[356]. Одна из нянек, которая заботилась о детях в отсутствие родителей, Ника или Степановна, отправила Лине телеграмму, в которой написала, как трудно было найти новую школу для Святослава.
После турне по Среднему Западу Прокофьевы вернулись в Нью-Йорк. Лина осталась в городе, где продолжала общаться со старыми знакомыми, а Сергей отправился на запад, где должен был дать серию концертов. Советский композитор, путешествующий по местам, где не было агентов, должен был сам регулярно докладывать о своих действиях. Сергей отправлял отчеты Владимиру Потемкину, дипломату, сыгравшему важную роль в его возвращении в Москву в 1936 году. Год спустя, заняв должность первого заместителя народного комиссара иностранных дел, Потемкин помог Прокофьеву в организации последнего заграничного турне. Самый откровенный отчет пришел из Денвера, штат Колорадо, с Черри-стрит, 200 – по этому адресу находился дом известной филантропки Джин Кранмер. Сергей не понравился Кранмер, она нашла его неприятным гостем, слишком угрюмым и резким. Но потом они вместе пошли в кино на диснеевский мультфильм «Белоснежка и семь гномов». Сергей был в таком восторге, что предложил посмотреть его еще раз.
В отчете Потемкину, датированном 21 февраля 1938 года, Сергей старался выражаться осторожно и с преувеличенным энтузиазмом заверил дипломата, что, несмотря на замечательный прием, оказанный в Соединенных Штатах, «я не раздулся от самомнения и, между концертами, продолжаю работать над советскими темами»
[357]. Одной из них была хоровая песня в честь народного комиссара обороны, маршала Климента Ворошилова. Прокофьев, возможно, не знал, что Ворошилов играл ведущую роль в кровавых чистках, а это значило, что композитор сочинял хвалебную оду в честь массового убийцы. Впрочем, это было не последнее задание такого рода, которое предстояло выполнить Прокофьеву.
Отчет заканчивался обменом любезностями: «Посылаю Вашей жене и Вам сердечные приветы, и, несомненно, Лина Ивановна тоже. Я говорю «несомненно», потому что ее нет рядом. Я в Денвере, в Скалистых горах, а она осталась в Нью-Йорке»
[358].
Из Нью-Йорка Лина отправилась в Лос-Анджелес, но поезд задержался в пути; из-за наводнения в Колорадо было затоплено железнодорожное полотно, и потребовалось время, чтобы движение восстановилось. Она приехала 7 марта и провела ночь в доме Кариты Дэниел (урожденной Спенсер), одной из тех хорошо образованных, много путешествовавших дам, которые приглядывали за ней в Париже, когда Лина была молодой девушкой.
Между тем на студии «Парамаунт» Сергей получил предложение сочинить музыку к фильму. Ожидая приезда Лины, он поделился этой новостью с тещей. Предложение было соблазнительным, но Сергей не мог его принять. Он объяснил Ольге, что в таком случае придется задержаться в Калифорнии до 1 июня, а это «неудобно»
[359]. Другими словами, он не мог нарушить свой «комендантский час» – 15 марта заканчивался срок его пребывания в Калифорнии, – и Сергей был вынужден сказать «нет».
