Трудно даже представить, сколько ожиданий разметала эта искусственно организованная паника, сколько состояний она загубила.
Но невозможно также оценить, сколько новых ливрейных лакеев пополнило штат Натана Ротшильда, сколько породистых скакунов появилось в его конюшнях, сколько полотен Ватто и Рембрандта обрело нового хозяина. За один день человек принципа приобрел весь мир.
Раунд пятый – победа над победителями
Вслед за кульминацией наступило затишье, после битвы при Ватерлоо наступил мир, который принес весьма неприятный сюрприз. Во время войны Ротшильды были непобедимы, теперь же они постоянно натыкались на непреодолимые препятствия. Возможно, это было вызвано тем, что главное действующее лицо ушло со сцены.
16 сентября 1812 года в День искупления Майер истово молился во франкфуртской синагоге.
Он провел там много часов, а на следующее утро дала о себе знать старая незаживающая язва. Но он нашел в себе достаточно сил, чтобы продиктовать новое завещание, согласно которому все его дело переходило исключительно в руки его сыновей.
«…мои дочери, зятья и их наследники не имеют доли в существующей компании «Ротшильд и сыновья»… они также не имеют права проверять дела вышеозначенной компании, требовать приходные книги, документы, инвентарные описи и т. д.
…не будет прощения тем из моих детей, которые пойдут против моего отцовского желания и покусятся на право моих сыновей спокойно вести свой бизнес».
Каждый, кто попытался бы нарушить семейную гармонию, какой ее видел старый Майер, немедленно ограничивался в правах и получал только тот минимум, который гарантировал ему закон. При этом если учесть, что собственность Ротшильдов была официально оценена намного ниже ее реальной стоимости, очевидно, что возмутитель спокойствия остался бы ни с чем.
Завершив свое последнее дело во славу династии Ротшильдов, подписав завещание и дождавшись нотариального заверения, Майер Ротшильд, библейский патриарх нового времени, скончался на руках у своей верной супруги Гутеле.
Одного только он не смог передать своим сыновьям – своих личных качеств. Они не обладали ни его достоинством, ни кажущейся мягкостью, ни благородными манерами, ни умением жить, тем редким качеством, которое французы называют «savoir-vivre» и благодаря которому Майер Ротшильд легко сближался с принцами, вальсировал с герцогинями и флиртовал со знатными дамами. Его сыновья составили свое состояние благодаря природной интеллектуальной мощи и отточенному мастерству в своем деле, и эти качества им очень пригодились в тяжелое военное время. Но после войны прежние ценности снова выступили на первый план. Во время Венского конгресса не занимались контрабандой – там танцевали, а сыновья Ротшильда отнюдь не были танцорами, а значит, перестали котироваться в качестве банкиров.
Характерной чертой экономики постнаполеоновской Европы было стремление правительств разных стран получить финансовые ресурсы при помощи национальных займов, и, как ни странно, в этой ситуации Ротшильды, несмотря на колоссальные, только что сформированные капиталы, оказались не у дел.
Только маленькая Пруссия обратилась к ним за займом. Такой лакомый кусочек, как Австрия, братьям не достался. При австрийском дворе педантично следовали мельчайшим деталям этикета и традициям, и не успели затихнуть выстрелы на полях Ватерлоо, как там уже поспешили вернуться в 1800-е годы. Австрия предпочитала обращаться к знатным кредиторам, с которыми она традиционно была связана в течение многих лет. Бесцеремонные молодые Ротшильды из Франкфурта шокировали австрийскую знать, хотя к концу войны они уже превратились в настоящих мультимиллионеров. Одно из их писем было подписано «k. k. Hofagenten», то есть «агенты имперского и королевского дворов», в то время как они имели право подписываться только одним «k» (агенты имперского двора), и этот инцидент оказался весомее всех их капиталов. Только после сильнейшего давления со стороны Джона Херриса, их надежного сторонника в английском казначействе, Вена согласилась принять субсидию от этих «похитителей второго «k».
Братья постарались произвести наилучшее впечатление и отработали кредит доверия на все двести процентов. Они отказались от комиссий и процентов, сэкономив таким образом для австрийского казначейства несколько миллионов. За все эти труды Вена в 1817 году снисходительно удостоила их приставкой «фон», бросив им дворянство, как швыряют кость собаке за хорошую службу.
Однако Ротшильдов нельзя было ввести в заблуждение, они прекрасно осознавали, что их усилия заслуживают гораздо более весомого вознаграждения, хотя получить дворянство в те времена австрийцам было очень трудно, а евреям – практически невозможно. Натан обратился с прошением о предоставлении ему поста почетного консула в Лондоне. Ответ был уклончивым и неопределенным. Братья разработали ряд далеко идущих и перспективных предложений – ответа не последовало вовсе.
Во Франции дела складывались еще хуже. Реставрация Бурбонов сопровождалась грандиозными празднествами, которые потребовали не менее грандиозных расходов, и финансирование всех мероприятий взяли на себя Натан и Джеймс Ротшильд. Они предоставили Людовику XVIII кредиты для организации блистательного въезда в Париж. И в 1814 году, когда еще не стерся из памяти гром канонады и ужасы войны, об этом помнили, но прошло три года – и все напрочь забыли о заслугах Ротшильдов. Их место заняли старые банкиры-патриции, которые проводили свою линию из модных гостиных Вены. По сравнению с их утонченными манерами каждый шаг Ротшильдов казался безнадежно неуклюжим.
Вновь назначенное французское правительство подготовило выпуск грандиозного займа на сумму 350 миллионов франков и отдало его в доверительное управление заслуженному и хорошо известному финансисту Увару и модным английским банкирам братьям Баринг. Для них Ротшильды были «простыми менялами». Заем, несмотря на отсутствие Ротшильдов, имел большой успех.
В 1818 году начались переговоры о выпуске дополнительного займа на сумму 270 миллионов франков. И вновь в первых рядах оказались Увар и братья Баринг. Ротшильды безуспешно добивались расположения министерства финансов Франции. Результатом нового займа должно было стать полное погашение военного долга Франции, и окончательное решение предстояло принять на конгресс стран-победительниц в Экс-ла-Шапель.
В истории семейства Ротшильд давно забытый конгресс в Эксе означал гораздо больше, нежели прогремевшая в веках победа при Ватерлоо. Именно в Эксе произошло первое серьезное столкновение между вошедшими в силу Ротшильдами и правящими кругами европейских стран. А началось все еще с банкетов и увеселений на Венском конгрессе, в которых Ротшильды не могли принять участия и только наблюдали со стороны. Они были похожи на детей, замерших у праздничных рождественских витрин, заваленных изумительными игрушками, и не имеющих возможности войти внутрь. Но внезапно грянул гром, и все переменилось как по мановению волшебной палочки. Когда шум утих, в распоряжении детей оказалось не несколько игрушек, а весь магазин целиком и полностью.
Никто не мог предвидеть такого развития событий, возможно, даже Соломон и Кальман, которые представляли семью на конгрессе в Эксе, не рассчитывали на такой успех. Поначалу все шло не самым лучшим образом. Вместо надежного сторонника Ротшильдов Джона Херриса от Англии на конгресс прибыл лорд Кастлри. Кроме того, братьям с большим трудом удавалось соблюдать все требования архаичного протокола, которому следовали на конгрессе. Их естественной средой обитания была биржа, а не великосветские гостиные.
