Он медленно повернулся и пошел прочь.
Царь прошептал побелевшими губами:
— Это Божий глас. Я и раньше видел этого человека, но не помню где. Наверное, он являлся мне в страшных снах.
Вдруг один боярин вежливо кашлянул, поклонился и сказал:
— Не прогневайся, государь, но не во сне ты его видел, а в Благовещенском соборе в Кремле. Это тамошний поп. А зовут его Сильвестр.
— Поп Сильвестр? — краска медленно вернулась на лицо царя, глаза сверкнули. — Бегите за ним! Воротите его! — И, грозно оглядев бояр, царь сказал:
— Отныне он будет моим любимым другом и первым советником.
О драматическом появлении Сильвестра перед царем во время пожара и бунта впервые рассказал князь Андрей Курбский, позже этот рассказ, расцветив его живописными деталями, повторил Карамзин, однако большинство последующих ученых считают его вымыслом. В действительности Сильвестр к тому времени был уже хорошо известен царю и приобретал свое влияние постепенно в силу целого ряда обстоятельств.
Сильвестр был родом из Новгорода и происходил из духовного сословия. В 1540-х годах начал служить в придворном Благовещенском соборе. Ему покровительствовал тогдашний московский митрополит Иоасаф Скрипицын, близкий родственник которого, служивший дьяком в Новгороде, вероятно, походатайствовал за земляка. Тем не менее Сильвестр не сразу смог добиться места благовещенского протопопа, хотя оно дважды оказывалось вакантным: до января 1548 года протопопом был Федор Бармин, затем Яков, затем Андрей.
Наибольшего влияния Сильвестр достиг в 1553–1554 годах, в это время он начал влиять и на церковные, и на государственные дела. Сильвестр был фанатически религиозен и обладал огромной силой внушения, ему бывали божественные видения, слышались небесные голоса. Такой человек не мог не оказать сильнейшего воздействия на неустойчивую психику молодого царя, Ивану Грозному тоже стали являться видения. Позже он писал, что подчинялся Сильвестру «безо всякого рассуждения». Сильвестр использовал свое влияние на государя, стремясь умягчить его жестокий нрав.
Иван Федоров был хорошо знаком с Сильвестром, их связывало соседство Благовещенского собора и храма Николы Гостунского, сходство профессиональных обязанностей, единый круг общения. Вероятно, Ивану Федорову был чужд мрачный мистицизм Сильвестра, но близок его интерес к просвещению. Образованный, «книжный» человек, талантливый писатель, автор знаменитого «Домостроя» — Сильвестр широко занимался благотворительностью. В своем доме он устроил приют для многочисленных сирот и убогих «мужеска полу и женска», которых кормил, поил и обучал различным ремеслам, причем большинство ремесел были «интеллигентными»: по словам самого Сильвестра, он выучил «многих грамоте, и писати, и пети, иных — иконному письму, иных — книжному рукоделию». В его доме была и книгописная мастерская. Не исключено, что в ней работал Иван Федоров.
Несомненно, у Ивана Федорова была возможность сделать церковную карьеру — хорошее образование и незаурядные способности давали к этому все основания, но, как свидетельствует вся его дальнейшая жизнь, он был глубоко равнодушен к карьере, и скромная должность дьякона его вполне удовлетворяла. Иван Федоров не стремился стать ни протодьяконом — старшим дьяконом, ни священником, однако служба в храме Николы Гостунского все же дала ему определенные преимущества: доставила дружбу и покровительство двух сильнейших лиц в государстве, главных советников царя — митрополита Макария и Сильвестра.
ПОИСКИ МАСТЕРОВ ПЕЧАТНОГО ДЕЛА В ЧУЖИХ КРАЯХ
«Вашему величеству известны силы этого врага (имеется в виду русский царь) и власть, которой он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образования и искусств».
Польский король Сигизмунд 11 Август — английской королеве Елизавете
И Макарий, и Сильвестр знали, что во всех европейских странах уже сто лет, как печатают книги, и понимали, что создание русского книгопечатания — вопрос не только просвещения, но и государственного престижа. Эту мысль оба они пытались донести до государя. До просвещения народа грозному царю, конечно, не было никакого дела, но он прекрасно осознавал, какую великую роль играют книги в политике и идеологии и как они могут способствовать укреплению его личного престижа. Поэтому книжное дело при Иване Грозном приобретало характер дела государственного.
Царь официально поддерживал деятельность Макария по созданию Большого Лицевого летописного свода, Степенной книги, Великих Четьих миней. Гордился Иван Грозный и своей собственной уникальной библиотекой.
Библиотека Ивана Грозного — одна из самых волнующих исторических тайн, которую до сих пор безуспешно пытаются разгадать ученые исследователи, энтузиасты-любители, авантюристы-кладоискатели.
Основа этой овеянной легендами библиотеки была заложена в Византии, византийские императоры собирали ее на протяжении нескольких поколений. Когда в 1453 году Византию захватили турки, младшему брату последнего императора — Фоме Палеологу удалось вывезти библиотеку в Италию. Книги (а их насчитывалось около трех тысяч томов) были упакованы в триста ящиков, погружены на корабль и доставлены в Рим. Когда дочь Фомы Палеолога Зоя (иначе Софья) стала женой московского великого князя Ивана III, в качестве приданого она привезла в Москву библиотеку своих предков. По приезде в Москву Софью сразу же обеспокоил вопрос сохранности библиотеки. В деревянной Москве не по одному разу в год вспыхивали большие и малые пожары, и византийская царевна опасалась, что книги могут погибнуть в огне.
В 1475 году Иван III выписал из Италии знаменитого архитектора и инженера Аристотеля Фиораванти для строительства нового Успенского собора в Кремле. Однако известный ученый, исследователь подземной Москвы — Игнатий Яковлевич Стеллецкий был уверен, что строительство собора было второстепенной задачей, а на самом деле итальянский мастер был приглашен, чтобы соорудить каменный подземный тайник для библиотеки византийских императоров.
Так или иначе, бесценные книжные сокровища были надежно спрятаны.
Сын Ивана III и Софьи Палеолог Василий III, вступив на Московский престол, начал исследовать богатства, доставшиеся ему от отца, и, в числе прочего, осмотрел подземный тайник, где хранилась библиотека. Большинство книг было на греческом языке, Василий задумал их перевести и обратился в Афонский монастырь с просьбой прислать ему опытного переводчика. Вскоре в Москву приехал ученый монах — Максим Грек. Увидев библиотеку, изумленный Максим в восторге воскликнул: «Государь! Ни в Греции, ни в Италии нет такого богатства!» Максим Грек добросовестно перевел часть книг на русский язык, но злые завистники обвинили его в умышленном искажении древних текстов, церковный собор объявил ученого монаха еретиком, и остаток жизни он провел в заточении.
Следующее свидетельство о библиотеке относится ко временам уже Ивана Грозного.
В 1565 году в ходе войны России с Ливонским орденом Иван Грозный захватил город Юрьев (Дерпт) и повелел расселить выведенных оттуда пленных немцев по разным русским городам. Немцев сопровождал пастор Иоганн Веттерман. Иван Грозный, наслышанный о Веттермане как об ученом человеке, призвал его в Кремль и показал ему книги из своей библиотеки. Современник записал со слов самого Веттермана: «Эти книги, как драгоценное сокровище, хранились замурованными в двух сводчатых подвалах». Как и Максим Грек, пастор Веттерман отметил, что в библиотеке московского царя есть такие книги, которых нет в лучших библиотеках Европы. Иван Грозный предложил пастору остаться в Москве и заняться переводом книг на русский язык, но Веттерман, не желая покидать своих соотечественников, отправлявшихся в ссылку, отказался. Современник так заканчивает свой рассказ: «Книги были страшно запылены, и их снова запрятали под тройные замки в подвалы».
