Несмотря на сильно затянувшийся период траура в силу всем хорошо известных печальных обстоятельств, новому императору не терпелось встретиться с представителями дворянства и членами многочисленных земств.
Во время одной из официальных аудиенций произошел неприятный инцидент. Если бы о нем умолчали, то оппозиция не получила бы в результате стольких причин для выражения своего недовольства и своей суровой критики властей. В двух словах дело обстояло таким образом: земство (орган местного самоуправления) Тульской губернии, известное своими либеральными тенденциями, направило свои соболезнования Николаю II. Некоторые официальные круги, ознакомившись с содержанием этого адреса, сочли его противоречащим самим принципам самодержавия. Тем не менее другие министры и более здравомыслящие люди не нашли в этом документе ничего крамольного или опасного. Иностранные политики увидели в нем первую предпринятую русским народом попытку донести до государя реальные нужды того народа, которым он управлял!
Но этот документ сильно не понравился министру внутренних дел, особенный гнев у него вызвал такой абзац: «Мы твердо верим, что Ваше Величество при Его царствовании станет признавать права как отдельных граждан, так и существующих народных представительств, к которым будут относиться с постоянным должным уважением…»
Министр счел необходимым обратить внимание государя на подобную дерзость (!), и молодой царь, еще находившийся в плену различных теорий отца, согласился с мнением своего высокопоставленного чиновника.
Легко поддаваясь чужому влиянию, Николай II заявил, что земству Тульской губернии следует преподать урок и чтобы все его члены были оповещены и проинформированы о недовольстве хозяина.
Если бы этому не столь значительному инциденту не придали столько публичности, то популярность царя ни в какой мере не пострадала бы, — но вероятно, чья-то опытная ловкая рука в императорском дворце уже передвигала пешки на доске, чтобы приблизить падение царской династии. Многие историки, занимающиеся Россией XX века, видят в этом злосчастном адресе земства Тульской губернии прелюдию к той трагедии, которая приведет к падению дома Романовых и окончанию их самодержавной власти в стране…
У мелких причин — большие последствия, — говорится в пословице. На официальном приеме в Санкт-Петербурге, устроенном в честь делегатов губернских народных представительств, собравшихся в столице для поздравлений новой императорской супружеской четы, Николай, воспользовавшись представленной ему возможностью, решил свалить всю вину на свой народ. В его речи особых угроз не содержалось, но он произнес ее с такой яростью, что во всех кругах ее стали комментировать с большим разочарованием. Речь его заканчивалась такими словами: «Я хочу, чтобы все знали, что я буду предпринимать все свои усилия, чтобы во благо всего народа сохранять и впредь принцип абсолютного самодержавия, сохранять столь же твердо и энергично, как это делал мой отец, об уходе которого все мы так скорбим…»
Несчастный! Он мог вполне иметь подобное намерение, но зачем о нем заявлять публично? К тому же сопровождавшая царя императрица была в траурной одежде. Она, видимо, не знала о древнем русском обычае, запрещающем молодой жене облачаться в траур, при получении поздравлений по поводу ее бракосочетания! Несчастная принцесса, действуя из лучших побуждений, тем самым только озлобляла свой народ.
За такую оплошность царя, которая окажется фатальной, полную ответственность нес Константин Победоносцев, обер-прокурор Святейшего синода. Три дня спустя после этой примечательной речи, царь поручил генералу Черевину, шефу его личной охраны, сообщить ему, какой наблюдается общественный резонанс на произнесенную им речь.
Озадаченный генерал ответил:
— В любом случае, Ваше величество, это — очень важное событие…
Увы! Оно таким стало, чего, конечно, никто не желал. Обманутый, оскорбленный народ искал козла отпущения. В конце концов, кому предъявлять претензии по поводу такой безответственной декларации государя, который еще никому не доказал, чего он стоит как царь?
Во всем стали подозревать императрицу. Это она, — кто же еще? — хотела превратить своего мужа в деспота. И клевета набирала силу… тем более что этому способствовали некоторые члены императорской семьи…
Восемь дней спустя после строгого выговора, вынесенного царем своему народу, на его рабочем столе, словно невзначай, оказалось открытое письмо женевского революционного исполнительного комитета рабочей партии. В нем говорилось: «Ваша речь только усилила оскорбления в адрес мятежно настроенных людей. Они пойдут до конца в своей борьбе с тем, что они яростно ненавидят, и можете не сомневаться в том, что они будут бороться любыми способами, которые окажутся в их распоряжении. Вы первый вступили в бой, и никто не сомневается, что очень скоро вы окажетесь в самой гуще схватки…»
Санкт-Петербург, 19 января 1895 года
…Студенты организовали шествие от университета и технологического института до Аничкова дворца, — это была первая массовая манифестация такого рода. Полиция быстро их разогнала, никаких серьезных инцидентов отмечено не было.
Но линия была уже обозначена, улица теперь предназначалась не только для торжественного выезда государя…
Все эти события, казалось, были лишь легким облачком на ясном небосводе перед счастливым происшествием, к которому готовился император, и вся империя уже знала об этом, — горечь взаимных обид вскоре развеялась, и жизнь вновь вошла в привычную колею,
Мария Федоровна спешно прибыла из Копенгагена, чтобы находиться рядом с невесткой, когда той потребуется ее помощь.
Александра решила рожать не в Санкт-Петербурге, а в Царском Селе.
С каким нетерпением, с каким религиозным пылом, верующие опускались на колени перед иконами в тысячах русских церквей, молились за рождение у императрицы мальчика, наследника трона. Салюта в триста залпов из пушек в день рождения наследника так и не прозвучало. Пожелания самодержцев, как и всего населения Санкт-Петербурга не оправдались! На свет появилась девочка. Великая княгиня Ольга Николаевна вошла в этот мир, который обманулся в своих ожиданиях. Младенец весил девять фунтов. Радость родителей затмевала разочарование окружения. Отец уже не думал о своем разочаровании, — он уже смирился, что у него не будет наследника. Не беда! Ему всего двадцать семь, а жене — двадцать три…
У него еще будет шанс…
Молодая мама пожелала лично кормить свою новорожденную. Александра сама нянчила и купала ребенка, пела малышке колыбельные песенки, которые она уже произносила на безупречном русском языке, с очень приятным немецким акцентом.
Она была счастлива, сердце ее переполнялось радостью. Поглядывая на спящую девочку, она писала своей сестре Виктории: «Ты себе не представляешь, как мы счастливы; у нас появилась такая чудная малышка, о которой так приятно заботиться…»
Когда маленькая Ольга спала, мама, сидя у детской кроватки, вязала и мысленно высказывала ей свои пожелания: «Пусть это дитя подольше рассчитывает на своих родителей, и пусть ее жизнь будет безоблачной и счастливой!»
