Мария Федоровна вдруг расчувствовалась. Она вспомнила, что когда-то и у нее с Александром была такая супружеская жизнь, и Бог увенчал их счастье, сразу же подарив им наследника!
— Ладно, ступай, мой сынок. Благословляю тебя и очень хочу, чтобы я заблуждалась. Ну что же, будущее покажет, кто из нас с тобой прав. Передай Ее величеству, что завтра я нанесу ей визит…
Когда наступила ночь Николай поехал в карете в Царское Село. Густая сырость вызывала у него дрожь.
Теперь, когда он был один, он вспоминал разговор с матерью, обдумывал его. У его матушки, такой во всем совершенной, нет одного — веры! Он ведь знал, что Господь назвал его для выполнения трудной миссии, и он был уверен, что должен за это получить награду. К тому же разве Господь мог отказать очаровательной Аликс исполнить свою самую дорогую, самую естественную клятву, — родить ему сына!
Он погонял лошадей. Он еще мог до темноты увидеть на руках своей жены это маленькое сокровище, — подарок Небес, — его последнюю дочь Марию…
Сердце у него колотилось в груди. Он не опоздает. Ведь он лишь наспех просмотрел все эти бумаги, которые постоянно накапливаются у него на рабочем столе. Да, он будет напряженно трудиться, чтобы заслужить такую награду, он присоединится ради этого к молитвам своей возлюбленной…
* * *
Все столицы, как Старого, так и Нового Света, казалось, застыли в едином ожидании. Последняя ночь XIX века заканчивалась на Руси… а половина Европы уже приветствовала наступление нового века, обещавшего такие дивные чудеса, невероятные технические изобретения, успехи в самых различных областях, когда осуществится, наконец, мечта молодого Николая, и все народы объединятся, и такие надежды, казалось, становились реальностью, фактом. Франция, превращавшаяся во все большего друга России, занималась подготовкой к проведению Всемирной выставки. Теперь повсюду только и было разговоров о чудодейственных новинках, о магических метаморфозах в повседневной жизни. В Париже уже появилась волшебница, которая стала сенсацией, и она направляла свою волшебную палочку по направлению к его соседям, — эту фею звали Электричество. Николай с Александрой с увлечением читали все брошюры, все газеты, поступавшие в Санкт-Петербург из Франции. Президент Французской Республики в своем сердечном Новогоднем поздравлении пригласил молодую императорскую чету оказать честь своим присутствием на громадной выставке, призванной продемонстрировать всему миру здравомыслие европейского гения и его озабоченность достижением всеобщего мира. Государь с государыней — когда позволяло состояние здоровья Александры, — посещали театры. Недавно они побывали на представлении комедии одного автора, уже довольно известного в кругах элиты, но пока не получившего истинной оценки. Его звали Антон Чехов. Его пьеса «Дядя Ваня» пользовалась определенным успехом.
Императрица восхищалась этой пьесой. Она открывала в ней все то, что ей когда-то рассказывала сестра о русской душе…
Как ей хотелось бы попутешествовать инкогнито по всем этим обширным регионам России, где множество местных обычаев, семейных привычек заполняли экспонатами этот громадный сентиментальный музей под голубым небом.
Все больше и больше царившая в Александровском дворце атмосфера напоминала атмосферу богатого английского особняка, где обитатели по возможности живут, выполняя трудную, порой непосильную работу, где счастье — это собраться всем вместе, чтобы что-то почитать, послушать музыку, или, в основном, помолиться. Достаточно ли было сказано в многочисленных книжках, посвященных императорской чете, о ее постоянных религиозных занятиях?
Нужно вернуться к стародавним временам, к прошлым векам, к эпохе Средневековья, чтобы увидеть у русских правителей мистическую любовь такой же громадной силы. Можно ли упрекать человека за то, что он обрел пристанище в Боге? Император очень любил монахов, отшельников, саму атмосферу в святых монастырях, приютившихся на высоких горных вершинах или спрятавшихся в непроходимых лесах, откуда, словно защитный покров, подымается туман сжигаемого в кадилах ладана, располагающего к высоким мыслям…
Отсутствие наследника стало для царской семьи епитимьей, от которой можно избавиться лишь упрощением в повседневной жизни, отказом от тщеты, определяемой их высоким монаршим статусом.
Перед тем, как дать ответ матери, которого та с нетерпением ожидала, царь в своих долгих молитвах советовался с Христом. Что это такое, — фатальность, — которая накликает на него и его жену такую беду?
С каждым днем они становятся все более суеверными, окружают себя колдунами, предсказателями, которые говорят о них со своими оракулами. Один из них настойчиво советовал царю не жаловать своему младшему брату титул цесаревича, так как по его словам, передача такой высокой должности, лишит его, царя, натурального наследника, которого Господь непременно ему с женой пошлет.
Эта последняя фраза заставила Николая II решиться. Он с озабоченным видом сообщил об этом матери, ожидавшей его ответа, и даже Мария Федоровна смиренно склонила голову перед благочестием и глубокой верой своего сына. Но сделала это она с горечью в сердце, ей приходилось разочаровываться в своих предпочтениях, которые она любовно оказывала великому князю Михаилу. Когда она начинала думать об этом, ее тут же охватывала холодная ярость, — подумать только, ее дорогой Мишенька, такой красавчик, такой жизнелюбец, такой энергичный, такой лучезарный, такой отважный, — не в Царском Селе, но она не могла настаивать, даже в глубине своего материнского сердца, — ведь и тот, кто царствует, тоже ее сын, — вот тебе и дилемма!
Министр внутренних дел Д. С. Сипягин посоветовал царю отправиться в Москву, чтобы поклониться там древним иконам, — через их заступничество, — заверял он царя Николая, — и получит он желанного наследника.
Путешествие состоялось без всякой помпы. Придворный медик разрешил императрице сопровождать в поездке супруга, и оба они снова приехали в бессмертный город, город их коронования. Оба они, словно обычные, скромные странники опускались на колени в церквах, потребовав от своей свиты самого незаметного поведения и минимального церемониала.
Они бродили от Успенского собора до Лобного места, от церкви Вознесения, до собора святого архангела Михаила, — целиком возведенного из уральского гранита, — но повсюду на их ревностные молитвы отвечала тишина, — Господь не отвечал на них, а те святые, которым они поклонялись, казалось, были глухи к страстным мольбам супругов.
Так постепенно Николай с женой все больше и больше стали тяготеть к спиритизму.
Великая княгиня Стана со своим супругом только поощряла своего августейшего племянника с племянницей чаще посещать спиритов, их сеансы с вертящимися столами и вызыванием духов мертвых.
Весной этого года государь с государыней жили в Ливадии, в их дорогом Крыму, где красота Черного моря, мягкий климат и высокие сиреневые горы, усыпанные цветами, в какой-то мере были им наградой за их пребывание в постоянной, скрытой тревоге. Но, судя по всему, и там их ожидала мрачная пора. Николай, которого никогда не подводило крепкое здоровье, вдруг слег с брюшным тифом.
