В стране намечалось определенное национальное единство, несмотря на стычки, ловушки и препятствия, создаваемые второй и, прежде всего, третьей Думой, и это проявлялось настолько заметно, что посол Англии в Санкт-Петербурге, сэр Бернард Парес сделал даже такое заявление: «Чувствуется, насколько счастливы все эти люди от сознания того, что могут принимать участие в обшей работе». Столыпину с присущим ему упрямством удалосъ-таки убедить царя распрощаться с привычным недоверием, с которым он обращался к своему парламенту.
Но, само собой разумеется, все эти убедительные, одерживаемые правительством успехи нравились далеко не всем, и все эти революционные элементы, и в первую очередь консерваторы, ненавидели Столыпина и делали все, чтобы поссорить его с царем.
В любом случае этот период в жизни России следует подчеркнуть особо. Никак нельзя обходить молчанием те несколько лет, когда рушились все надежды нигилистов и революционеров типа В. Ленина, которые укрывались за рубежом и существовали на деньги дружеских к России держав, чтобы продолжать строить заговоры против ее монархии и того нового порядка, который там был неожиданно установлен.
Радикальный революционер Ленин, горячо убежденный в том, что в России «созрела революционная ситуация», путешествовал, словно медведь в клетке, из одного швейцарского города в другой, порой выезжал и подальше — в Париж, Вену или Мюнхен, чтобы там измерить «температуру» народного благополучия и заодно получить деньги от Германии.
Он, конечно, не был единственным человеком, которому не нравился новый порядок и благополучие в стране. Это тревожило и многих других пастырей свободы с револьверами в руках, мастеров массовых убийств. По Ленину, следовало бы отказаться от выполнения земельной реформы социалистического типа. Будуший диктатор приходил от этого в отчаяние.
Все марксисты были вынуждены констатировать, что самая большая их светлая мечта мертва. Наступали «темные сумерки» с мишурой притворной драмы интернациональной любви, канувшей в вечность. Дочь Карла Маркса Лаура и ее муж Поль Лафарг во время нервного приступа покончили с собой. Они предпочли умереть, чтобы не видеть всю тщету своих усилий для достижения блага народных масс. И это самоубийство было воспринято Лениным просто с удивительной, невероятной суровостью:
— Тот, кто больше не желает работать на партию, больше не способен на это, должен смотреть правде в глаза и умереть, как это сделали Лафарги…
Вот вам и поминальная молитва, — первая, но будут и другие, — которую будут имитировать многочисленные ученики красного учителя и которая свидетельствует о том, какое большое значение революционеры придают, казалось бы, сугубо личному делу.
…Таким образом, Александра была первой, посчитавшей Столыпина спасителем империи в сложившейся ситуации, и так как порой царь проявлял колебания, не знал, стоит ли идти за ним, она использовала весь свой шарм, всю свою мягкость, все свое терпение, чтобы убедить мужа в том, что премьер прав, что нужно слепо следовать за ним. Однажды вечером, когда оба они сидели за чаем и размышляли, а Николай, казалось, был сильно напуган теми бурями, которые бушуют в Думе, вызываемые враждебными партиями, Александра вдруг произнесла фразу, которая его сильно поразила:
— Любовь моя, нам нужны были два человека: Григорий Ефимович Распутин, чтобы спасти нашего сына, и Петр Аркадьевич Столыпин, чтобы спасти тебя от излишней доброты…
XIX
Александр Керенский в своих мемуарах вспоминает, как Распутин вошел в царский дворец под маской святости и чуда.
Но нужно прежде уяснить, что Распутин вступил в близкие отношения с государем и государыней без всяких претензий на святость, как это хотят навязать ему другие. Он вошел очень просто, с чистым сердцем, чтобы облегчить участь умирающего ребенка, пришедшую в отчаяние мать, и в первое время своего появления в Царском Селе он был весьма далек от идеи своего сияющего нимба.
Александра с должным пиететом склоняла перед ним голову и шептала ему:
— Григорий, ты наш спаситель, благодарю тебя…
Он же отвечал:
— Я — лишь бедный человек, преданный Господу, его нужно благодарить…
Правда, были кое-какие истории с кормилицей цесаревича в 1908 году. Ее фамилия была Вишнякова, и она утверждала, что «старец» ее совратил. Она сама в этом призналась императрице, но та ей не поверила, так как обнаружила, что эта Вишнякова входила во многие заговоры, чтобы опорочить имя Распутина. Была еще и знаменитая гувернантка молодых княжон, которая требовала не допускать «старца» в их апартаменты, так как якобы тот пытался всех их соблазнить.
Что же происходило на самом деле?
Существует обширная литература, правда, далеко не лучшего качества, стремящаяся доказать, что этот крестьянин из села Покровское был лишь авантюристом, шпионом, помешанным на соитии сатиром, который только и мечтал о том, чтобы изнасиловать всех женщин, которые ему попадались на пути.
Распутин, этот жизнестойкий сибиряк с примитивными инстинктами не вел, конечно, безупречную жизнь, и не был чужд ни эротике, ни известному плотскому греху. Он сам в минуты просветления погружался в искренние молитвы, просил, умолял Господа избавить его от этой жадной потреб- ности в женском теле, от чего ничто не могло его исцелить.
Но одаренный сверхъестественной силой, человек по природе своей добрый, наивный и лукавый, как и большинство мужиков от земли, он лишь стремился к одному, — облегчить страдания мучеников, помочь несчастным, и его необычным положением, — когда он вдруг оказался в сказке «Тысячи и одной ночи», — пользовалось в гораздо большей мере его окружение, чем он сам.
Этот человек, которому предлагали сомнительные сделки, бесстыдную наживу, предательскую дружбу очень богатые люди, всегда отказывался идти на компромисс. Совершенно верно, что он так или иначе был вовлечен в жизнь страны, в ее политику, и касался тех проблем, которые будоражили всю Россию.
Александра, по мере того как «старец» сближался с ней, чувствовала себя в большей безопасности с ним, чем с придворными и даже с членами семьи мужа.
Главную из причин такого доверия к нему легко объяснить, так что на ней особо останавливаться и не требуется: всякий раз, когда у больного ребенка возникал очередной кризис и все окружение готовилось к худшему, Распутин спокойно подходил к нему, к его кроватке, накладывал руки на больное место, и все проходило, даже переставала течь кровь…
Разве этого одного мало для несчастной матери, которая не прожила ни одного дня, не освободившись от страха, что ее сын вот-вот умрет, чтобы привязаться к человеку, который обладал силой такого чудодейственного исцеления? Вся драма жизни Александры разворачивалась в этой детской, куда приходили, а потом, качая безнадежно головами, уходили медицинские светила, самые выдающиеся профессора, такие как Деревенько или Боткин, которые не оставляли матери никаких надежд, а вот простой неграмотный сибирский мужик сумел отогнать приближавшийся тлен смерти, отогнать одним взглядом, одной молитвой, одним коленопреклонением…
