Прощайте. Будьте уверены, что я всегда буду питать особенную дружбу к вам и ко всему, что вам близко, и предоставьте мне выпутываться из моих хлопот. Если все затруднения в течение восемнадцати лет, от которых, естественно, я должна была бы погибнуть, свелись к тому, что сделали меня тем, что я есмь, то чего же я не должна ожидать? Но я не хочу льстить и не хочу погубить нас. Забыла вам сказать, что Бестужев очень любит и ласкает тех, которые послужили мне с таким усердием, какого можно было ожидать от благородства их характера. Поистине, это герои, готовые положить свою жизнь за отечество и столь же уважаемые, сколь достойные уважения.
5
11 ноября 1762 г.
Ваш № 5 до меня дошел. Чтобы действовать с энергией в деле предполагаемой измены, нужно много доказательств. Невозможно, наконец, чтобы именно тот, кого вы мне называете, знал о моих намерениях, потому что я поведала их лишь Кейзерлингу; он пользуется всем моим доверием и моими инструкциями, написанными собственною моею рукою. Я распоряжусь так, чтобы мне служили согласно моим намерениям. Я не могу и не хочу говорить вам о всех препятствиях, какие имеются, чтобы помешать вашему сюда приезду. Я довольно сказала вам об этом в моих предыдущих письмах, и я вам не лгу. Я одна могу управлять собою во всех случайностях моей жизни. Я отсоветываю вам тайную поездку, ибо мои шаги не могут оставаться тайными. Положение мое таково, что мне приходится соблюдать большую осторожность и прочее, и последний гвардейский солдат, глядя на меня, говорит себе: вот дело рук моих. Несмотря на это, все в брожении, и еще недавно вы должны были слышать тому доказательства. Признаюсь вам, я крайне бы желала знать все дурное, что говорят обо мне в чужих краях, ибо здесь все так себе. Будьте уверены, что я поддерживаю вас и буду поддерживать.
Ржичевский останется с носом. Я уже была им крайне недовольна, а теперь стала еще недовольнее. Стрекалов меня удивляет. Ему было приказано скрыть свое поручение от Ржичевского, по совету графа Кейзерлинга; он описывает мне его, как человека неверного и очень глупого, что доказывают его письма. Я напишу графу Кейзерлингу в пользу ваших новых рекомендаций. Боюсь до смерти за письма, которые вы пишете ко мне. Не знаю, что говорят о людях, окружающих меня; но знаю, что они не подлые льстецы и не презренные и низкие души. Я знаю за ними лишь патриотические чувства, знаю, что они любят и творят добро, никого не обманывают и не берут денег за то, что по своему кредиту они вправе совершить. Если с этими качествами они не имеют счастия нравиться тем, кто желал бы видеть их порочными, то, по совести, они и я, мы обойдемся без их одобрения. Я подумаю о том, что могу сделать доя Осте-на, которого буду очень рада принять к себе на службу, в случае, если его слишком будут преследовать у вас из-за вас; вы можете требовать от меня гарантии ваших вольностей, и на этом основаны все инструкции Кейзерлинга. Я не пишу ни одного письма к этому послу без того, чтобы не сказать ему поддерживать вас. Тысячу приветствий вашим родным. Извините нескладность этого письма; я тороплюсь. Я получила ваш шифр.
Бестужев почти не имеет кредита у меня, и я советуюсь с ним лишь для виду.
6
27. IV [1763 г.]
Итак, раз нужно говорить вполне откровенно и раз вы решили не понимать того, что я повторяю вам уже шесть месяцев, это то, что если вы явитесь сюда, вы рискуете, что убьют обоих нас. Если после самых точных приказаний Кейзерлингу и строгих выговоров Ржичевскому насчет их поведения в отношении к вам вы скажете, что вас не поддерживают, я буду просить вас сообщить мне, как же, наконец, нужно будет поступать. Правда, я велела написать Ос-тену, что очень легко засыпать человека упреками; но если бы все вели себя лишь по воле всех иностранцев, которых вы желали бы видеть вокруг них, они недолго просуществовали бы. Чем же я выказала такую ужасную неблагодарность? Тем ли, что я вам мешаю и не хочу, чтобы вы сюда приезжали? Не на что еще, по моему мнению, жаловаться. Я вам говорила, что даже письма наши ровно ни к чему, и, если бы вы были очень благоразумны, вы остерегались бы писать их, попросту передавая Кейзерлингу для пересылки мне все, что касается дел. Последний курьер, везший ваше письмо к Бретейлю, едва не лишился жизни от рук грабителей, и было бы очень мило, если бы мой пакет был вскрыт и доложен по министерству. Я получила все ваши письма и не ожидала, что после самых сильных и искренних уверений в моей дружбе к вам и к вашим я буду обвинена в черной неблагодарности. Вы можете говорить, что желаете; тем не менее я докажу вам, какого блага желаю семье вашей, поддерживая вас, возможно, лучше по мере моих сил.
Клод Карломан Рюльер: версия постороннего
История и анекдоты революции в России в 1762 г.[39]
Я был свидетелем революции, низложившей с Российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку. Я видел, как сия государыня, убежав тайно из дворца, в тот же день овладела жизнию и царством своего мужа. Мне были известны все лица сей ужасной сцены, где в предстоящей опасности развернулись все силы смелости и дарований, и, не принимая никакого личного участия в сем происшествии, путешествуя, чтобы познать различные образы правления, я почитал себя счастливым, что имел пред глазами одно из тех редких происшествий, которые изображают народный характер и возводят дотоле неизвестных людей. В повествовании моем найдутся некоторые анекдоты, несоответственные важности предмета, но я и не думаю рассказывать одинаковым языком о любовных хитростях молодых женщин и о государственном возмущении. Трагический автор повествует с одинакою важностью о великих происшествиях и живописует натуру во всем ея совершенстве. Мой предмет другого рода, и картина великих происшествий будет снята с подлинной натуры.
Наперед надобно изложить, откуда проистекла та непримиримая ненависть между императором и его супругою, и тогда обнаружится, какими честолюбивыми замыслами достигла сия Государыня до самого насильственного престола.
Великая княгиня Екатерина Ангальт-Цербстская, принцесса Августа-София-Фредерика, родилась в Штеттине 21 апреля 1729 г. Отец ее Христиан-Август, князь Ангальт-Цербстский, служил в армии короля Прусского генерал-фельдмаршалом и был губернатором Штеттина. По избрании ее в невесты наследнику Российского престола Петру Федоровичу, она прибыла с матерью своею княгинею Иоганною в начале 1744 года в Москву, где тогда находилась императрица Елисавета с Двором своим. 28 июня того же года она приняла греко-российскую веру и наречена великою княжною Екатериною Алексеевною, а на другой день обручена со своим женихом. Бракосочетание их совершилось 21 августа 1745 года. В первые свои годы она жила не в великом изобилии. Ее отец — владелец небольшой земли, генерал в службе короля Прусского — жил в крепости, где была она воспитана среди почестей одного гарнизона, и если мать ее являлась иногда с нею ко Двору, чтобы обратить некоторое внимание королевской фамилии, то там едва замечали ее в толпе придворных.
Великий князь Петр Федорович, с коим она была в близком родстве, по разным политическим переворотам призван был из Голштинии в Россию, как ближайший наследник престола; и когда принцессы знатнейших европейских домов отказались соединить судьбу свою с наследником столь сильно потрясаемого царства, тогда избрали Екатерину в супружество. Сами родители принудили ее оставить ту религию, в которой она воспитана, чтобы принять греко-российскую, и в условии было сказано, что если государь умрет бездетен от сего брака, то супруга его непременно наследует престол[40].
