– Все хорошо? – спрашиваю я. – Вы не скучаете?
Он, похоже, встретил каких-то знакомых и приглашает меня выпить в их компании. Я издалека вижу, о ком идет речь, – это кошмарная француженка, что держит галерею в Сохо, – и спешу улизнуть под предлогом, что мне надо уладить срочное дело с Венсаном по поводу машины. В первый момент он выглядит обиженным, но быстро овладевает собой. В утешение я тайком касаюсь его руки.
Я с удовольствием встречаю старых знакомых – в частности супружескую пару, которая работала для нас над портретами артистов, они пришли со своей восемнадцатилетней дочерью, о существовании которой я не знала, Альетт, беременной на восьмом месяце, сияющей и светящейся счастьем, хотя отца, насколько я поняла, на горизонте не наблюдается, – потом я пью несколько бокалов со сценаристами, у которых наготове потрясающая история, – я слушаю их, улыбаясь, ничего не понимая из-за общего шума, смеха, голосов, фоновой музыки, – потом прогуливаюсь с Анной между столиками, и мы останавливаемся перекинуться парой слов то с теми, то с другими, а время идет, и я замечательно провожу вечер на этой барже. Как и все здесь. Мы замечательно проводим вечер на этой барже, застывшей в неподвижности на реке, все, кроме моего сына.
Который как раз получил ужасное сообщение. Уже довольно поздно, и я не понимаю, почему эта девица не спит в час ночи, когда я еще недавно приводила ее в пример, и, наконец, какого черта ей больше нечего делать, как расстреливать Венсана в упор своими проклятыми эсэмэсками?
«Не пытайся связаться со мной». Яснее некуда. Я отдаю ему телефон. Смотрю ему прямо в глаза, но он опускает голову.
– Если она увидит, что ты за нее цепляешься, плохи твои дела, – говорю я.
Я сижу еще немного рядом с ним, потом глажу его по спине и встаю, потому что прихожу к выводу, что ничего лучше сделать не могу.
Позже, когда я думаю, что он в туалете – от исчезновения Жози и затошнить может, дал он мне понять, – он звонит мне и говорит, что дежурит у ее дома и, если можно, хотел бы оставить себе машину.
– Она наверняка еще заедет, – добавляет он. – Она заедет, а я тут.
– Послушай, Венсан, не знаю, может быть, ты и прав. Во всяком случае, ночи-то холодные, смотри не простудись. Но, знаешь, однажды тебе придется мне объяснить, зачем ты ищешь проблем на свою голову.
– Ха-ха.
– Я серьезно.
Час спустя праздник по-прежнему в разгаре, но мне уже хочется домой, и я догадываюсь по нетерпеливому взгляду, который бросает на меня Патрик, что я не одинока, – я спешу, как могу, но нельзя же уйти, никого не предупредив, я не могу позволить себе такую невежливость по отношению к пяти или шести влиятельным людям, с которых мы с Анной должны пылинки сдувать, чтобы не лишиться их необходимой поддержки, – но за все ведь надо платить, верно?
Затянувшееся ожидание злит Патрика, и он уже сидит в своей машине, когда я выхожу, – Ришар задержал меня на добрых десять минут, требуя последних подробностей, и сказал, что битый час уговаривал Венсана сидеть спокойно и ждать, когда Жози сама объявится, он ведь наверняка имел случай убедиться, что характер у нее не сахар, и вряд ли ей понравится, если он попытается применить силу.
– Я не слишком долго? – осведомляюсь я, но Патрик трогает с места, не отвечая. Еще один маленький мальчик, говорю я себе, хотя физическая разница не может не броситься в глаза.
Я смотрю на его профиль, на его губы.
– У вас плохой характер, Патрик?
Я чувствую, что немного пьяна, но не до такой степени, чтобы нарываться на ссору, ведь я не забыла, что обещала ему, уходя, и одно упоминание об этом будит во мне сумрачное желание. С другими было бы легко все уладить, обменявшись лаской или поцелуем, но Патрик – случай особый. Я ничего не могу для него сделать, пока он не получит желанную мизансцену.
Но сейчас я не хочу об этом думать. Мне так стыдно, что я иногда просыпаюсь в поту, и мозг впадает в ступор, когда я спрашиваю себя, возможен ли приемлемый выход из этой истории, в которую я влипла по самое не балуй. Вздох колышет мою грудь, но я молчу. Хотелось бы мне, чтобы это было как заразиться болезнью, подцепить микроб, не помыв руки, не привиться от вируса, но с этой версией возникают трудности, и мне не удается себя в этом убедить.
– Все-таки вы меня бросили, – роняет он наконец, когда мы проезжаем мрачные пустующие здания универмага «Самаритэн».
– Нет, конечно же, нет, – отвечаю я. – Но у меня есть… дела, обязанности, понимаете? И потом, дело не в вас, а в этой женщине, этой галеристке из Сохо, представьте, я ее знаю, терпеть ее не могу, стараюсь избегать, не важно, ее ярко-розовый костюм вот-вот лопнет на ней, вам не кажется?
Чуть позже он предлагает остановиться и сделать это в лесу, потому что не может больше терпеть, – он утирает рот тыльной стороной ладони. Но я тотчас разбиваю его мечту, указав ему цифру на термометре.
- Мне так же не терпится, как и вам, Патрик, но только не это.
Он смотрит на меня с плотоядной улыбкой и прибавляет скорость.
Он очень возбужден. Когда мы подъезжаем, он, наклонившись, открывает бардачок и достает свою маску, у него даже хватает хорошего вкуса, чтобы прижать ее к моему носу. Я закатываю глаза, а он ухмыляется. На горизонте уже трепещет рассвет. Он возбужден до того, что, протянув руку, чтобы погладить мои волосы, вдруг хватает их в горсть, подчиняя меня своей власти, и машину заносит на вираже. Мы уже подъехали к дому – в окнах гостиной теплятся красные отсветы от последних оставшихся в камине углей.
При виде нас Марти убегает наверх – что и говорить, мои вопли его пугают.
Я знаю, что они убедительны, они выражают вполне реальную ярость, которая исходит из самого нутра и захлестывает меня, заполоняет, как победоносная армия, и я знаю также, что они – часть жуткого удовольствия, которое я испытываю с ним.
Мне стыдно играть в эту игру, но стыд – недостаточно сильное чувство, чтобы помешать чему бы то ни было.
Я предлагаю ему чего-нибудь выпить, прежде чем войти в наши роли, и лично я не возражала бы против каких-нибудь предварительных ласк, разнообразия ради, но он не дает себе труда ответить и бьет меня с такой силой, что я падаю навзничь.
Я этого не ожидала и оглоушена больше от удивления, чем от силы удара. Брыкнув ногами, я запускаю в него стул, а он тем временем натягивает маску. Прыжок – и он рядом, и человек, возвышающийся надо мной теперь – сам дьявол во плоти. Он рвет на мне платье. Я кричу. Он пытается схватить меня за руки или даже за ноги. Я отпихиваю его. Он меня скручивает. Я ору. Он падает на меня. Я вонзаю зубы в его руку. Он вырывается и тычет свой член мне между ног, извивается, и, когда входит, когда по ногам у меня течет и я ору еще пуще, я вижу стоящего за ним Венсана и слышу, как череп Патрика раскалывается под поленом, которым мой сын отправил его в царство мертвых, не успела я сказать «уф».
Я одна знаю правду. Я одна знаю, что это была мизансцена, и унесу этот секрет с собой в могилу. Так бесконечно лучше для Венсана. Узнай он, что убил всего лишь участника извращенных игр, которым предавалась его родная мать, вряд ли он станет так хорошо относиться ко мне, как относится сегодня. Я в этом уверена. Я поливаю цветы в саду, и душа моя спокойна на этот счет. Им хочется пить. Было очень жарко, еще только середина июня, а кажется, будто макушка лета, и даже сейчас, несмотря на прохладу от полива, закатное солнце припекает мне щеки.
