Не успела она разделаться с кофейной пенкой, как дверь в
кафе в очередной раз распахнулась и вошел невысокого роста молодой мужчина в
изрядно помятом костюме. У него был усталый вид путешественника, смирившегося с
дальней дорогой. Узел на галстуке слишком сильно затянут, ботинки припорошены
пылью. Он остановился на пороге и принялся шарить глазами по залу. Марина
помахала ему рукой, нисколько не сомневаясь, что это к ней. Человек прямо с самолета.
— Марина? Еще раз здравствуйте. Я Алексей. Это я вам
звонил недавно.
— Выпьете чашку кофе? — любезно предложила та,
ответив на приветствие. — Выглядите усталым.
— У нас большие неприятности. — Марина подняла
брови, и он пояснил:
— Я работаю с Инной. Летел к ней из Москвы, а потом
практически сразу обратно. Она попросила меня встретиться с вами, потому что
опасается звонить по телефону.
— Опасается? — У Марины упало сердце. Может быть,
Инке звонили «ее личные бандиты» и что-нибудь такое откололи? Ведь ей пришлось
упомянуть Инниного пресс-секретаря в разговоре с тонкоголосым. — Что-то
случилось?
— Убит ее пресс-секретарь.
— Убит?!
— Да. Виталий Логунов. Инна просила предупредить вас,
чтобы вы были осторожнее. К сожалению, она не может передать вам ту рукопись, о
которой вы разговаривали в Барнауле, потому что этой книги больше нет. Она
сказала, что вы все поймете. И еще просила не волноваться. Она не станет ничего
предпринимать без вашего ведома.
Марина обмякла на стуле. Потом подняла чашку и залпом выпила
кофе, словно это шампанское, а тост был за любовь.
— А из-за чего убили пресс-секретаря? —
пробормотала Марина. Язык не слушался, как будто стоматолог сделал ей
анестезию.
— Пока неясно. Вся квартира оказалась перевернута вверх
дном. Там явно поработал не один человек. Но следов взлома нет, и из ценных
вещей ничего не пропало. Виталия ударили, как только он открыл дверь. Он упал и
ушибся головой. Умер мгновенно.
— О господи!
— Вы его знали?
— Нет. Да. Немного…
Марина потянулась за салфеткой и опрокинула сахарницу. Не
может быть, чтобы бандиты, которые держат Таню в заложницах, убили Логунова.
Допустим, они пришли забрать книгу. И сразу, на пороге, разделались с
пресс-секретарем? Не удостоверившись, что интересующий их предмет в квартире?
Даже полный идиот после гибели Ивана — а это был их колоссальный прокол! —
не сделал бы такого. Вероятно, пресс-секретаря убил кто-то другой. Но кто?
Чем дальше, тем меньше хотелось Марине найти злосчастную
тибетскую рукопись. Похоже, на ней действительно лежит какое-то заклятье.
Получится, она спасет Таню ценой собственной жизни. А может, и не спасет.
Просто нужно иметь в виду, что, если эта рукопись обнаружится, нельзя
подпускать к ней никого. Ни-ко-го. И в особенности — Льва Валентиновича.
* * *
— И галстук правильный повязал? Молодец, —
одобрительно заметил Миша, тот самый приятель-пиарщик, собиравшийся
рекомендовать Леву депутату Судейскому в качестве нового пресс-секретаря.
— Не фига меня так разглядывать, — огрызнулся
невыспавшийся и оттого злой Лев Валентинович, — я тебе не топ-модель, я
работать собираюсь. Да еще в такую рань.
— Смеешься? Жизнь делового человека начинается с семи
утра и длится ровно столько, сколько требуют дела.
— Ты мне только это не впаривай, ладно? Ты сам раньше
десяти-одиннадцати не встаешь, а на службе до двух тебя вообще застать
невозможно.
— Жесткий график — это для низшего звена. Творческие
люди планируют рабочее время самостоятельно. От них ждут результата.
— И как?
— Что — как?
— Дожидаются результата?
Миша, высокий, под два метра, худощавый брюнет с блестящими
карими, чуть навыкате глазами, не выдержав, засмеялся:
— Ну что ты цепляешься? Я хочу сказать, что тебе
придется все это учитывать. Ты же не ко мне идешь в пресс-секретари, а к
Судейскому, который реально с раннего утра уже порхает по своим делам.
— По своим?
— Ну, по государственным. Тебе-то что? Маленький, не
понимаешь, что все это давно перепуталось? Да и вообще — для чего они двинули в
политику? Страну спасать?
— Циничный ты какой-то.
— А ты?
— Я наивный и доверчивый, верю, что народные избранники
все делают для народа.
— Это правильно, тренируйся. Только слова не перепутай,
когда Рудольфу Аркадьевичу будешь излагать.
Приятели рассмеялись.
— Ладно, через пять минут двинем. Пока пробки, пока
всякие формальности..
— Куда едем?
— Да есть у них такое местечко — типа гостевого домика.
— А я думал на Охотный Ряд, в Думу.
— Да Судейский там не очень любит дела решать — ну, сам
понимаешь почему.
— Пока нет, но если дело выгорит, надеюсь, пойму.
— Ты только в простоту и народность не переиграй.
Действуй, как договорились. Он, в общем-то, мужик толковый, в людях
разбирается. Будь самим собой, и ты ему понравишься, я уверен.
— Скажи, а вопросы, не относящиеся к делу, ему задавать
можно?
— Ты это о чем? — насторожился Миша.
— Это я так, на всякий случай, не переживай.
* * *
Гостевой домик оказался симпатичным двухэтажным строением
светло-зеленого цвета. Вокруг на газонах рассажены красивые цветы, а там, где
цветов не было, зеленела ровно подстриженная декоративная травка. Общий
праздничный и нарядный вид портили лишь черные машины с глухо затонированными
стеклами и одетые, невзирая на лето, в черные костюмы секьюрити.
Предъявив на входе паспорта и получив пластиковые пропуска,
Лев и Михаил направились на второй этаж. Вежливая девушка попросила их
подождать в приемной, где уже сидели три человека.
— Тут кофе не предложат? — наклонившись к Мише,
спросил Нащекин.
— Здесь не принято. Если он захочет во время разговора
— распорядится принести, а так — нет.
— А воды попить? Жарко.
— Да потерпи ты немного. Разнылся. Может быть, сегодня
самый главный день в твоей жизни!
— Надеюсь, что нет, — мгновенно отреагировал Лева.
Миша с подозрением покосился на него, но промолчал.
Время тянулось томительно — прошло около получаса, а из
кабинета никто не выходил. Три посетителя, которые пришли до них, неподвижно и
молча сидели в своих креслах.
«Если на каждого по двадцать минут — это еще час. А если
больше?» — с тревогой думал Лева, которому вдруг стало как-то не по себе.
