— Слушай, — зашептал он Мише в ухо, — давай в
другой раз зайдем? Долго что-то. И эти еще сидят, — он кивнул на людей в
креслах. — Может, ему не до нас…
— Да не суетись ты, — строго сказал Миша, —
если назначил — значит примет. Ага, вот и Димка идет, его нынешний
пресс-секретарь. Он давно уже просится в одно славное министерство. Видимо,
дослужился наконец.
Пока он шепотом произносил это, мимо них быстро прошел
молодой человек, довольно высокий и полный, в очках, с тонкой черной папкой в
руках. Ничего не говоря секретарше, он открыл дверь и вошел в кабинет.
— Кажется, наша очередь, — напрягся Миша. И
угадал.
— Пройдите, пожалуйста, — пригласила их девушка за
стойкой.
На ходу машинально поправляя узел галстука, Нащекин двинулся
следом за своим приятелем, уверенно державшим курс к открытой двери
депутатского кабинета.
— Ага, явились, — раздался знакомый голос, который
до этого Леве доводилось слышать лишь по телевизору или радио.
В кабинете за столом сидел Судейский, а у открытого окна
стоял тот самый Дима, благодаря амбициям которого Лев Валентинович здесь и
очутился.
— Здравствуйте! — вежливо произнес Лева.
— Добрый день, Рудольф Аркадьевич! Привет, Дим! —
Миша подошел сначала к столу и пожал руку Судейскому, а потом направился к
окну, чтобы поприветствовать пресс-секретаря.
— Ну что, черные пиарщики, кого сейчас обижаете? —
Судейский, похоже, был в хорошем расположении духа.
— Рудольф Аркадьевич, — сделал круглые глаза
Миша, — мы разве кого трогаем? Вы же знаете, мы исключительно мирные люди,
готовые всегда прийти на помощь…
— ..за очень большие деньги, — закончил фразу
стоявший у окна Дима.
— Ну, ладно, за дело, — прервал занимательный
диалог Судейский, — показывай кандидата.
Миша передал депутату резюме Льва Валентиновича, которое они
вдвоем составляли вчера в не очень трезвом виде. Документ, однако, получился
толковым — Миша действительно был специалистом своего дела. Его усилиями Лева
превратился в весьма перспективного молодого кадра. Дима получил резюме для
ознакомления по электронной почте еще вечером.
— Значит, хочешь у меня работать? — задумчиво
спросил Судейский, закончив просмотр скудного Левиного прошлого, щедро
украшенного умелой рукой Миши.
Лев Валентинович, успевший за короткое время оклематься и
расстаться с недавними страхами, вновь почувствовал себя свободно и уверенно:
— В общем, я не думал об этом, просто Миша попросил —
говорит, хорошему человеку нужен пресс-секретарь. А Мишины проблемы и проблемы
его друзей я всегда принимаю близко к сердцу. Ну вот я и решил — поеду
посмотрю, чем можно помочь.
И Лева победно воззрился на присутствующих. Картина была
занимательная: Миша сидел с открытым ртом, порываясь что-то сказать, но слова
застряли в горле. Дима впился глазами в Леву, словно пытаясь обнаружить в нем
что-то доселе невиданное. Судейский выглядел как обиженный ребенок, которого
укладывают спать, не дав досмотреть любимый мультик.
Пользуясь тишиной, Лев Валентинович решил развить свою
мысль:
— Я, собственно, что хочу сказать? Допустим, я не в
восторге от того, как выстроен ваш имидж. Но это же не значит, что я сразу
начну ломать то, что с трудом было создано моим предшественником, — и он
пальцем указал на Диму. — Будем работать медленно, учитывая вашу
грандиозную загруженность. Но если вы, господин Судейский, доверитесь
профессионалу, то народ через какое-то время просто не узнает вас. В хорошем
смысле.
— В каком, в каком? — прохрипел обретший дар речи
депутат.
— В хорошем, — уточнил Лева.
— Послушай, — спросил Судейский, медленно
поднимаясь из-за стола, — а тебя в детстве не били?
— Били, — осторожно вставая с кожаного стула,
ответил Лев Валентинович, — меня и в юности били. Только, знаете, они
всегда получали сдачи. А вы что, хотите, чтобы я еще и телохранителем при вас
состоял? Но тогда зарплата должна быть вдвое больше. Сами понимаете — риск
слишком велик, вам же столько народу желает в морду дать!
— Вон!!! — заорал Судейский. — Уберите этого
сукиного сына, а то я его сейчас пристрелю! Дима, охрану быстро!
Тут Дима, с изумлением наблюдавший за происходящим, развел
руки в стороны и, заслоняя собой Леву и Мишу, обратился к хозяину:
— Рудольф Аркадьевич, позвольте, я сам разберусь.
И, повернувшись к виновнику безобразия, быстро скомандовал:
— Катись отсюда и жди в приемной. — А Мише
приказал:
— Ты останься.
Пока Лев Валентинович с пылающими ушами и горящим взором
ожидал своей участи в приемной, в кабинете происходило следующее.
— Ты кого привел, я тебя спрашиваю? — вопрошал
Судейский, нервно расхаживая из угла в угол.
— Рудольф Аркадьевич, поймите, парень молодой. Переволновался,
все-таки такой уровень, такая ответственность, — скулил Миша, пытаясь
защитить не столько Леву, сколько себя.
— Переволновался? Да он спокойный и наглый, как мамонт.
Дерзит, гаденыш, и еще улыбается! Чего скажешь, Дим?
— А мне он понравился, — неожиданно заявил
тот. — Уверенный, говорит складно. Даже забавно, — улыбнулся
пресс-секретарь.
— Что тебе забавно? Доулыбаешься, выкину на улицу…
— Рудольф Аркадьевич, вы же говорили, что вам не мямли,
а бойцы нужны. Чем не боец? Подучим, вправим мозги, объясним кое-что. Такой
орел у вас будет — все обзавидуются.
— Что ты меня уговариваешь! Да, мне нравятся дерзкие.
Но он должен быть дерзким не со мной, а с другими. Со мной он должен быть
почтительным!
— Вот это мы и объясним ему, с вашего разрешения, Рудольф
Аркадьевич. Хорошо?
— Объясним, объясним, — обрадовался Миша, — я
лично из него всю дурь выбью!
— Может, кого другого посмотрим? — уже вяло
сопротивлялся Судейский.
— Такого не найдем! — едва не хором воскликнули
Дима с Мишей.
— Ладно, — депутат махнул рукой, — делайте
что хотите. А впрочем, мне он понравился. Только пусть почтительности прибавит,
а то голову оторву.
* * *
— Не понимаю, как у тебя это получается? —
искренне недоумевал Миша по дороге к ресторану, где они решили поесть,
осмыслить происшедшее и обдумать будущее. — Ты дерзишь, грубишь, ведешь
себя развязно, а порой нагло — и ничего, все тебе прощают, всем ты нравишься.
— Да брось, я думал, он меня убьет. Или его
охранники. — Лев Валентинович передернул печами.
— Видишь, не убил, а даже взял на службу. Правда, с
испытательным сроком. Слушай, старик, дело, конечно, выгорело, но ты не
обижайся — больше я с тобой серьезных дел иметь не буду. Я так всю клиентуру,
годами наработанную, растеряю.