После того как разговор завершился, Дима туманно заметил:
— Считай, тебе повезло.
— А в чем дело? — насторожился Лева. — Я,
конечно, не указал в резюме «интим не предлагать»…
— Дело не в этом. Просто она затерроризировала бы тебя
звонками — она ведь еще себя и бизнес-леди считает. А тебе и нашего шефа с
лихвой хватит.
Потом состоялся торжественный объезд всех возможных мест
обитания депутата: квартир, дач, офисов. Начали со здания на Охотном Ряду и
закончили загородной виллой-резиденцией. Это был настоящий укрепрайон — с
высоченным забором, наисовременнейшей системой охраны, собаками-людоедами,
бункером-хранилищем и так далее.
— Впечатляет? — спросил Дима, когда они выбрались
за ворота и поехали обратно в город.
— Безусловно, — Лева покрутил головой, — но
сколько же денег надо, чтобы содержать все это хозяйство.
— Ты не беспокойся, пока хозяин жив, деньги
будут, — благодушно заметил Дима.
— То-то ты в министерство собрался.
— А вот об этом не тебе судить, — вдруг окрысился
Дима.
— Ладно, ладно, извини. Больше никогда, честное слово,
клянусь своей покойной черепашкой!
— Балабол! — Дима фыркнул, но улыбнулся.
Ознакомление с аспектами и нюансами новой работы
продолжилось уже в офисе депутата.
* * *
— Теперь я точно знаю, как чувствует себя выжатый
лимон. Я за эти дни устал так, что вырубаюсь уже на подходе к койке. Испытываю
ностальгические чувства к нашей родной редакции и ее нелепым, но милым
сотрудникам.
— Ты кого имеешь в виду? — Марина выразительно
посмотрела на своего бывшего стажера.
Они сидели в кафе на Тверской, и Лева докладывал обстановку.
После его ухода в пресс-секретари они встретились впервые и от избытка чувств
даже обнялись и расцеловались.
— Я, — прихлебывая кофе, сказал Лев
Валентинович, — имею в виду всех — главного редактора, ее
интеллектуалку-секретаршу, редакторов отделов и корреспондентов. Короче, всех,
кроме тебя. Ты-то у нас особая. Видишь, даже такие люди, как я, служат тебе
верой и правдой, хотя и состоят теперь при дворе людей государевых!
— Расскажи лучше о своих впечатлениях. И как с нашим
делом?
— Впечатлений много, но вот узнать пока ничего не
удалось. Там такие все мутные — лишних слов произносить не хочется. Но я делаю
все возможное. Ты пойми, не могу же я на третий день пребывания в должности ходить
и спрашивать: вам про книгу такую странную ничего не известно?
— Да, ты прав, — грустно согласилась
Марина, — придется ждать.
— Не ждать, а действовать. Но осторожно, чтобы меня не
грохнули, как юнинского пресс-секретаря. Мы ведь все под колпаком у Мюллера.
— Ой, не надо, я сама боюсь до смерти!
— Не боись, прорвемся. Слушай, а бандюки тебе часто
звонят?
— За это время три раза позвонили. И всегда с разных
номеров, шифруются.
— Понятно. Ну, я пошел служить народу. Если что, звони,
только не на служебный, а на мой личный.
— Ты тоже звони, если появится даже малейшая зацепка…
Время идет, а дело с мертвой точки так и не сдвинулось, — тяжело вздохнула
Марина.
— Попробую я все-таки форсировать события, — не
выдержал Лева. — В конце концов, что еще за военная тайна? Книга и книга.
Может, я библиофил-фанатик.
— Нет, так не пойдет. Откуда ты вообще про нее знаешь?
Откуда известно, что Судейскому ее кто-то прислал?
— От верблюда. Ну, скажу, ошибся, понял не правильно…
— Нет, — снова возразила Марина, — не нужно.
Лучше не торопись, а то знаешь, слишком любопытным могут и нос оторвать.
— И я об этом думал, — как ни в чем не бывало
согласился Лева. — Все-таки лучше аккуратненько, без напрягов.
* * *
В зале заседаний загородной резиденции Судейского подходило
к концу большое совещание, посвященное довыборам в законодательные собрания
сразу нескольких областей, входивших в сферу интересов Рудольфа Аркадьевича.
Лев Валентинович мирно сидел в углу и, никем не тревожимый,
изредка задремывал. Совещание шло уже четвертый час, все присутствующие устали
и были раздражены. Наконец Судейский встал и заявил, что хочет подвести итог
всему сказанному и услышанному. Итоги Рудольф Аркадьевич подводил иногда часа
по полтора, поэтому Лева, склонившись над ежедневником, решил еще немного
расслабиться.
Но в этот раз депутат был лаконичен — пообещав разогнать
своих «окончательно зажравшихся» представителей на местах, он в общих чертах
обрисовал новые задачи в регионах, потребовал неукоснительного выполнения своих
распоряжений и, пожелав всем успехов, завершил выступление.
Большая часть присутствующих покинула зал, но несколько
человек остались — они были предупреждены о том, что будет еще одно совещание,
уже в узком кругу. Лев Валентинович, принадлежащий к этому кругу, подсел к
столу. О теме совещания его заранее не оповестили — значит, шефу что-то
потребовалось срочно.
Кроме него, были еще два помощника, заведующий
секретариатом, советник по общим вопросам, секретарша, а также Дима, который
пока еще в свое министерство отпущен не был, а пребывал в непонятном статусе
дядьки-наставника при новом пресс-секретаре.
Судейский, потный и возбужденный, разговаривал с кем-то по
телефону. До присутствующих долетали обрывки фраз, мат и заливистый смех
депутата. Наконец он закончил беседу, которая, похоже, развлекла его, и весело
произнес:
— Ну что, продолжим? Итак, на повестке дня снова
«очевидное — невероятное».
Судейский кивнул секретарше:
— Пригласи Сергея Александровича, он в комнате отдыха.
Про Сергея Александровича Лева был уже наслышан, хотя видеть
его еще не доводилось. Таинственная личность, доверительные отношения с шефом,
занимается вопросами финансов, исполняет обязанности личного казначея. Короче
говоря, особо доверенное лицо.
Лицо, как показалось Леве, было совершенно неприметное.
Настолько, что его вряд ли можно было вспомнить, увидев второй раз.
Сергей Александрович внес в зал и возложил на громадный стол
металлический кейс размером несколько больше, чем стандартные чемоданчики.
Следом за казначеем в зал неуверенно вошли и растерянно замерли
у порога два пожилых джентльмена, явно ученого вида.
— Присаживайтесь сюда, к столу, — Судейский сделал
гостеприимный жест рукой. — Хотите чего-нибудь? — И зачастил, как
профессиональный бармен:
— Чай, кофе, сок, минералка, вода со льдом?
Гости отрицательно закрутили головами, не спуская испуганных
глаз с Рудольфа Аркадьевича. Видно было, что он их подавляет. Впрочем, это мог
сказать про себя, в той или иной мере, каждый из присутствующих.
