Унылый не отвечал на вопрос. Стесняется что ли?
– Покажешь? – Мне стало интересно. Сам талантом переносить жизнь на бумагу я не обладал. Всегда люди, которые могли совершить такое чудо, вызывали уважение. Игра теней, эмоции, контуры. Нет, это запредельное мастерство. Притом, рисунки несут эмоциональный отпечаток. Могут радовать, могут вселять надежду, а могут и вызывать отвращение.
Вспомнил, посещал выставку испанского художника – Гойи. Пороки человечества он запер в полотнах. Вспоминать неприятно. Его бы в Зону, да писать картины разорванной туши.
– Нет, – агрессивно выкрикнул Унылый.
– Нет, так нет, чего нервничаешь?
– Это личное, – произнес он, – ты не поймешь.
– Я вроде не дурак. – Раскрыл сумку и начал искать перекись водорода, бинт и антибиотики.
– Я не это имел в виду. Просто не поймешь. – начал оправдываться Унылый и добавил: – О, к нам собрались пацаны.
– Черт.
– Да чего ты? Нормальные пацаны. Больно!
– Не дергайся. Сейчас, мазь на бинт положу и прижму пластырем. Старайся не сдирать, – объяснил свои действия. Затылком ощущал, как на нас смотрят.
– Ботва, как харчи? Понравился кабан?
– Ага, вкусный, – ответил Унылый, – блин, пацаны, я вас не отличаю, кто Правша, а кто Левша. Вы бы хоть носили разную одежду.
Вокруг засмеялись.
– Так это специально, еще со школы, прикид у нас одинаковый. Слышь, Унылый, классное у тебя ружье.
Я побросал все в сумку и обернулся. Да, бандиты размножаются почкованием. Теперь, кроме близнецов, присоединилась еще парочка.
– Неплохое, да. Я из него собак валил, как из пулемета. И кабана убил, – гордо сказал грузный парень.
– Врешь!
Насколько я разбирался, сказал Левша.
– Кузьма, подтверди, – потребовал Унылый.
– Да ну его, он же баклан, – сказал Левша, и все заржали. – Ладно, Унылый ты свой пацан в доску и я уверен, не пожлобишься ружье поменять.
– Зачем менять? – удивился Унылый.
– Да незачем, на мой ПМ. Понимаешь, не солидно мне с пестиком лазить. Тебе, как раз он подойдет.
Я мысленно выругался. Теперь захотели еще и оружие отжать. Черти. Левша уже вертел ружье, переломил, выкинул патроны на землю. Зачем-то уставил ствол на небо и смотрел. «Нарезы» ищет? Так оно охотничье, гладкоствольное.
– Ладно, Унылый, по-пацански выручил. Пистолет я тебе вечерком подброшу, – сказал Левша и отдал ружье сзади стоящему бандиту.
– Не ладно, – угрюмо произнес Унылый, – мое ружье. Верни.
Он поднялся с дерева, встал напротив Левши. Ого! Показывает характер. Я понимал, в драку лезть бессмысленно. Да и рядом свобода, только через забор махнуть. Унылый же не собирался отступать, начал напирать:
– Я сказал, это мое ружье.
Все замолчали.
– Давай чеши отсюда, баклан, – приказал мне Правша.
Я почувствовал горечь во рту, словно сейчас поел полыни зоновской. Видимо собрались тупо отбить Унылому печень. Что там говорится в клятве Гиппократа: «Мы в ответе за тех, кого приручили»? Унылый мне не нравился, скользкий он, напыщенный. Однако сейчас не трусит и не дает задний ход. Чем же я хуже?
– Баклан – это сын твоего отца, – просипел я, – и с какого перепугу мы должны дарить ружбайку?
Сипел я не от страха, а от злости. Давление в артериях повышалось, кровь начала бурлить.
– Реально, с какого перепугу? – копируя интонации Чеса, произнес Унылый.
Левша ухмыльнулся. Переднего зуба не хватало. Вот так и буду их различать.
– Слышь, пацаны, они напрашиваются отхватить по полной!
Правша его поддержал:
– Раз хотят, значит получат.
Нас начали обступать. Хорошо, что дерево и забор перекрывают южную сторону. Теперь надо стать спиной к спине. Смешно. Я прикрываю тыл Унылому в драке с бандитами.
– По беспределу выступаем? – оскалился я и провел пальцем по уголкам рта.
– Чего это? Объясню, для тупых, – Левша демонстративно начал хрустеть позвонками шеи, – он сигарету нашу взял? Скурил? Теперь мы по-пацански попросили обменяться, а он, гнида, пожалел.
Блин. Толкал же этого грузного дятла, чувствовал пятой точкой, что нечистое дело. Нет, он захотел покурить с бандитами, своим стать.
– Не проблема, – ответил Унылый, – сигарету взял, спору нет, подгон классный. В ответ, подарю аптечку. А ружье не отдам, самому пригодится.
– Ты чё торгуешься, как бабка на базаре? А?! Наше теперь ружье!
Слюни от крика Левши летели, как вода из шланга для полива.
– Нет, – четко сказал я.
6
Это прозвучало, как выстрел из стартового пистолета на стадионе. Все завертелось и смешалось. Тут не ринг, Левша сразу зарядил мне в подбородок. На Унылого налетели другие бандиты, но я не успевал за всем следить.
Вовремя опустил подбородок и слегка сместился. От удара, моя голова дернулась, как шарик, привязанный на ниточке. Вот я идиот. Тренер всегда твердил, учись не доводить ссору до драки, а если довел, то бей первым.
Что ж, жизнь видно братьев-близнецов учила лучше, чем меня. Я выкинул вперед левую руку, махнул крюком правой. Мало того, что успел уклониться от очередного удара Левши, так еще и смачно попал ему в челюсть. Он, не ожидая такого, отлетел назад.
Трое накинулись на Унылого. Он, прижатый спиной к заборчику, получал неслабые удары, держался на ногах, словно врос в землю. Нормально, за него играет масса тела.
Видимо, подумали, что Левша сам меня уделает. Он же самый борзый из группировки Борзого!
Один из «кожаных» повернулся ко мне спиной. Они, толпой, увлеченно пытались завалить Унылого, как мамонта. Зря. Я зарядил со всей силы, стараясь попасть по почкам. Что ж, их жизнь учила бить первыми, меня – анатомии. Бандит закричал, как котяра, которому наступили чуть выше хвоста.
– Аааа!
Что ж ты хотел, без боли отжать ружье?
Левша меня достал. С ноги, как каратист, заехал в живот. Мясо кабана в желудке недовольно подпрыгнуло и начало проситься на волю. Я скрутился от вспышки боли и тут же попытался выпрямиться. Главное, не подставлять спину. Прикрыл руками голову. Вовремя. Удары посыпались на меня с неимоверной частотой. Лопнули губы, в черепушку словно натолкали ваты. Нет, так дело не пойдет. Я начал бить в ответ.
Работать первым номером! Черт! Я услышал слова тренера, как будто он стоял у меня за спиной! Вот мозг, что может вытворять! Двойка! При выкидывании правым-прямым, нога сама довернулась, усиливая силу удара.
Попал! Такое чувство, что Левша привык бить грушу. Или тех, кто опустил руки.
