– Кузьма, сходи позыряй, что с ним.
– Безальтернативный вариант, – добавил торговец, но без фирменной улыбки. Я посмотрел на нервного Чеса, который хрустел шеей, оценил Дельного, который из монолитной горы превращался в вулкан. Того и гляди взбухнет раскаленной лавой или просто, горячими пулями. Лишь бы не в меня.
– Да ясно… – спокойно ответил, – я ж не Унылый тени бояться.
Каждый шаг давался с трудом. Хотя это не по колено проваливаться в болотную жижу, но приятного тоже мало. Особенно понимая, человечек с автоматом сильно нервничает. Я приблизился к лестнице. Да, кровь на ступеньках, несколько поломанных ступенек, как будто в пылу борьбы их продавили. Или, если кто-то постучал в дверь, получил в ответ автоматной очередью и кулем свалился по лестнице.
– Эй! Свои! Не вздумай стрелять! – крикнул я.
– Ты кто? – В голосе присутствовали истеричные нотки. Боится, с автоматом, закрытый в крепком помещении, а боится.
– Я тебя не знаю!
– Зато я тебя знаю, – я спокойно ответил. – Давай выходи. Ты ж понимаешь, с Чесом шутки до добра не доводят. Ты же Чеса просек?
– Да, – ответил засевший. – Его да, тебя нет!
– Выходи! Выбора нет, – строго крикнул: – Чего ждешь? Гранаты!?
– Да не могу я выйти! Не могу! Нога сломана! – заорал тот.
Я повернулся к группе засады. Они стояли возле столбов. Вроде услышали, но Дельный настойчиво показывал: поднимайся по лестнице. Он так смешно перебирал пальцами, что я улыбнулся. Все, крыша едет не спеша. Над чем тут смеяться, впереди псих, сзади два психа. Тут их больше двух с половиной, однозначно.
– Я поднимаюсь! – предупредил я его.
Мне ответил лишь ветер. Аккуратно ступая, слушая, как скрипят доски под моим весом, я поднялся до середины. Сумерки начали ложиться на болота, вбирая в себя все краски. Желтоватый тростник стал сереть, вода становится чернее. Я схватился за крепкий поручень. День пролазили на болоте, а я соскучился по твердому дереву. Эх, посидеть бы возле дуба, прислониться к нему спиной и просто полюбоваться закатом.
– Я почти у двери, – негромко, но четко сказал я.
– Я не буду стрелять, – раздался голос.
– Так и запишем, – ответил я. Скрипнула еще ступень, проваленную я пропустил. Вот она, родимая дверь с пулевыми отверстиями. Немало в нее постреляли.
– Открывай! – сказал я и постучал три раза.
– Да как я ее открою! Нога поломана! Понимаешь?! – закричал стрелок.
– Молча. Взял стул, оперся и потопал, – резко выдохнул я, начиная терять терпение.
– Ты точно из моей части? – голос звенел, как у человека, загнанного в безысходную ситуацию. Спасение пришло! Он же и урку знает и Дельного. Или нервничает, потому что знает? Я посмотрел на низ лестницы – Чес тихо подкрался и теперь стоял внизу. Он приложил палец к губам. Не вовремя он приполз, змеюка псориазная.
– Да, – ответил я.
– Докажи!?
Я напрягся. Заколебал он меня, сил нет! Была бы граната, кинул!
– Оружейник у нас толстый дядька, – начал я перечислять, добавил фамилии и спросил. – Все? Допрос закончил!?
Чес медленно начал подниматься. Пистолет он не опускал. Дельный же застыл внизу, осматривая камыши. Мы работали слаженно, как группа захвата.
Послышалась возня, потом стон, как от резкой боли. Медленно протекла минута, и наконец-то открылась дверь.
Солдат, из моей части, прислонился плечом к стене и оперся на автомат. Другой рукой он судорожно вцепился в косяк двери.
– Ну, здравствуй, Крыса, – сказал я, – зачем в своих стреляешь?
Маленький, тщедушный и вонючий, Крыса несмело улыбнулся. Признал.
– Пробирка…
– Для тебя просто Кузьма, – сказал я. Хватит мне уродов, которые надоедливо повторяли кличку.
Он судорожно кивнул головой, понял. Крыса, ростом мне по плечо, с заостренными чертами лица и выступающими вперед зубами. Реально похож на крысу, хотя кличку получил по прозаической причине, спер у своих же бутылку.
Он не успел порадоваться. Чес перемахнул через ступеньку, втиснулся между мной и дверью. Смачно двинул рукоятью пистолета Крыса по лицу. Тот отлетел, роняя автомат и крича от боли. Правая нога, вывернутая под неестественным углом, обращала на себя внимание.
– Тля! – заорал Чес. – Сейчас я тебе покажу Воронеж из бронепоезда!
– Ты что делаешь! – заорал я на него. Чес отбросил автомат ногой и схватил за грудки Крыса. Один дохлее другого, но Чес с рабочими конечностями. Он ударил солдатика еще раз, и обильная кровь потекла из носа.
– Чес, это же я! – голосил Крыса.
Я же просто схватил Чеса за плечо.
– Хватит!
Чес повернул ко мне морду. Слюна текла по его губам, срываясь вниз серебристой ниточкой. Лицо исказила гримаса ненависти. Он мало что понимал в таком состоянии. В пылу собственных эмоций он вел себя агрессивно.
– Отвали! – рявкнул он. Дернулся, вырвался и поднял Крыса на его полторы ноги. Пистолет упирался солдатику в шею.
– Значит, стрелять потянуло. Значит, ногу сломал, – шипел урка.
Закружил Крыса в мою сторону. Мы столкнулись, я отступил к стене. Чес с мрачной решимостью потянул солдатика к лестнице. Я кинулся следом, но не успел. Чес толкнул Крыса и тот полетел по ступенькам вниз.
3
Крыса орал, как ошпаренный. Видимо наступил на сломанную ногу и дальше скатился кубарем. Чес ринулся за ним, как коршун за полевой мышью.
– Чмо, – выругался я, давая яркую характеристику урке. Как же он меня достал, своей набыченностью. Дегенерат из семейства хреновых! Я ринулся следом, собираясь столкнуть его через перила. Достал. Я понял, что перестал воспринимать урку, как человека. Раньше, он ныл, мешал жить, как затягивающаяся рана. Теперь, корка вскрылась и потек гной. Вонючий, сладкий гной, который душил нас всех, и я понимал, что рана гнилая. А что делать с гнилью я знал – вычищать.
Уже внизу, я почти повторно схватил Чеса, когда Дельный ударил стволом автомата мне в живот. Я успел напрячь прямую мышцу, но все равно получилось неслабо.
– Стой, – четко произнес он.
– На фига? Унылого тут нет, не кому любоваться кровью! – рыпнулся я.
Тот встал на моем пути, не давая двигаться дальше.
– Не паникуй!
Дельный повысил голос. Орал Крыса громко и перекричать его тяжело. В небе закаркали вороны. Блин, как я их раньше не замечал. Или они только над болотами летают, пожиратели падали, срок жизни которых зашкаливает за пятьдесят лет.
– Отвали, торгаш, – я же понизил от злости голос.
– Ты что, кашки-борзянки объелся? – спросил он и еще раз ударил меня автоматом. В этот раз прикладом. Я даже не дернулся назад, а начал наседать на него:
