Одинокая фигура приближалась. Воин был облачен в окантованные серебром фиолетовые доспехи и ростом превышал любого из присутствующих.
Астартес потребовалось почти восемь минут, чтобы дойти до Наматжиры. За это время, растянувшееся на целую вечность, двигались лишь развевающиеся знамена и сам десантник.
Астартес остановился, не дойдя до лорда-командира десяти метров. Он медленно снял левую перчатку и положил ее на раскаленный песок. Затем снял и положил рядом шлем, открыв благородное лицо и бритую голову. Его глаза сияли так же ярко, как сапфировое небо Нурта.
Правой рукой воин достал кинжал и провел его острием по своей левой руке. Затем десантник отбросил клинок и протянул к Наматжире свою руку. Из глубокой раны на песок капала кровь.
— Лорд Наматжира, — произнес он, — командующий Шестьсот семидесятой экспедицией. Я предлагаю вам свои силы и свою преданность, признавая вас представителем Императора на этой планете. Для меня честь предоставить вам войска Легиона Альфа. Я надеюсь, вместе мы уничтожим нашего общего противника. Я клянусь своей кровью помогать вам во всем.
Наматжира отдал Люциферам оружие и левую перчатку и провел ладонью по одному из шипов брони Карша. После протянул ее преклонившему колени десантнику.
Они соприкоснулись руками и сжали их.
— Я принимаю ваше предложение, — произнес Наматжира, — и отвечаю своей кровью. Мы все рады, что вы присоединились к нам. Добро пожаловать. За Императора.
Они разжали руки. Астартес поднялся, возвышаясь над лордом-командиром.
— Я — Альфарий. За Императора, мой лорд.
— Что, правда? — пробормотал Грамматикус, обращаясь к самому себе.
Он наблюдал за встречей через мощную оптику, находясь в двух километрах, на крыше кухонного блока дворца Он слегка пригнулся, чтобы не попасть в поле зрения часовых и оружейных сервиторов.
Его труба была еще одним подарком Кабала и являлась прицелом длинноствольной винтовки эльдар. Изображение было таким четким, как если бы Джон стоял за плечом Наматжиры.
Конечно, Грамматикус не мог слышать, о чем говорят собравшиеся, но он прекрасно читал по губам.
«Я — Альфарий. За Императора, мой лорд».
Восприятие Джона было так отточено, что, читая по губам, он мог даже определить акцент говорящего. Альфарий разговаривал на низком готике, выделяя промежуточные гласные в словах «Альфарий» и «Император», что намекало на гедросийский или киренаикский акценты, артикуляция соответствовала скорее марсианскому говору или даже одромедийскому.
Кабал хорошо проинформировал и подготовил Грамматикуса, но проблема состояла в том, что о «Последнем Примархе» было практически ничего не известно. В отличие от остальных своих братьев, Альфарий никогда не упоминал о родном мире. Не существовало ни одного его портрета. Кабал показал Джону несколько изображений Альфария, но на всех он выглядел по-разному, словно у него было множество голов.
То, которое наблюдал Грамматикус в свой прицел, обладало сходством по крайней мере с несколькими историческими личностями. Чем-то Альфарий был похож на Хоруса, чем-то — на Императора, что было вполне логично, если теория о генетическом наследии правдива.
Даже на таком расстоянии Джон мог оценить рост примарха. Он был гораздо выше, чем Герцог или Пек, с которыми Джон столкнулся на улицах Мон-Ло.
Возможно, только возможно, что это был настоящий Альфарий.
Мысль о Мон-Ло вызвала непрошеные воспоминания. У Грамматикуса задрожали руки. Он думал о драконе с тех пор, как выбрался из города. Конечно, он не боялся дракона, по крайней мере боялся его не больше, чем любой здравомыслящий человек. Настоящий страх он испытывал от осознания того, что означает дракон.
Грамматикус напряг свой разум, почувствовав небольшую психическую активность. Шир все еще жив, он где то там, ищет Джона.
Солнце припекало все сильнее. Город выл. Не такой жизнью должен жить тысячелетний человек. Грамматикус начинал думать, что зря он принял предложение Кабала. Он пожелал, чтобы его первая смерть оказалась его единственной смертью.
«Почему вы не оставили меня истекать кровью там, на холодной земле улья? Почему вы дали мне новое тело? Для чего? Для этого?»
Кабал не ответил. Они не обращались к нему с тех пор, как он вернулся из Мон-Ло. С того момента, как он прокрался в комнату Рахсаны, он вглядывался в зеркала и блюда с водой, надеясь увидеть Гахета или кого-нибудь еще.
Они не появлялись.
«Моя жизнь, конечно, длинна, но не для таких вещей».
Джон опять прильнул к прицелу.
Перегнувшись через парапет, Динас Чайн влез на крышу кухонного блока. Недавнее сканирование местности что-то показало.
Хотя, скорее всего, там ничего нет.
И у наших теней есть тени — вспомнил он собственные слова.
Чайна собирался обыскать комнаты уксора Рахсаны, пока она присутствует на встрече, но его планы нарушились. Пост безопасности засек аномалию. Датчики показывали на крыше кухонного блока темное пятно, которое оказалось невозможно просканировать. Служба охраны охарактеризовала это как помехи изображения, но Чайн засомневался. По его мнению, там что-то или кто-то скрывался.
Динас Чайн был осторожным человеком. Он стал солдатом еще до того, как повзрослел. Родившийся на Зое, одной из множества потерянных колоний Терры, планете, почти столетие раздираемой войной, Чайн рос на проигрывающей стороне. Экономика планеты пострадала очень сильно, промышленность была уничтожена бесконечными бомбардировками. Его народ, отчаявшись, начал использовать все доступные ресурсы, призвав в армию женщин и детей. В одиннадцать Чайн надел форму Юности Нации, взял в руки автомат и отправился на пограничный блокпост. Самому младшему воину в его роте было семь лет. Лидеру отряда — четырнадцать.
Они держали заставу двадцать шесть месяцев. Глава отряда погиб через три недели, за два дня до своего пятнадцатилетия. Отряд выбрал Чайна своим лидером, возможно увидев в нем что-то, что могли увидеть только дети. К тому времени, когда ему исполнилось тринадцать, он убил в открытом бою шестнадцать человек и являлся закаленным ветераном.
Потом на орбиту планеты прибыл имперский флот. Война закончилась через шесть дней, сам Зой был приведен к Согласию через шесть недель. Это оказалась одна из самых ранних кампаний Наматжиры. Ожесточенные войной дети участвовали и взрослели в последующих кампаниях, а самые жестокие из них представали перед Наматжирой.
Лорд-командир всегда говорил, что есть в лице Чайна что-то, что выделяло его среди прочих. Динас не совсем понимал, что это означает. Его отдали под опеку одного из офицеров Черных Люциферов.
В восемнадцать Чайн присоединился к Люциферам. Через двадцать лет он стал телохранителем Наматжиры и одним из самых уважаемых бойцов своего полка.
Лорд-командир имел чутье на прирожденных солдат.
