Посадка огромного судна всколыхнули местную атмосферу, Шел сильный дождь, и от кубических блоков и маслянистых черных куполов валил пар. На сорок километров корабль окружили только скалы, частицы воды в воздухе создавали невероятные радуги вокруг них.
Огромное судно Кабала, играющее золотыми и медными отблесками, было слишком большим, чтобы воспринять его целиком. Сонека с удивлением смотрел на него. Оно было слишком большим, слишком чужим, слишком… невозможным, по его мнению, Достаточно невероятным, чтобы человек мог впасть в безумие. Сонека отвел взгляд. Он уже видел чересчур много экстраординарных вещей для одной жизни.
— Это… — прошептала Рахсана, — это… совершенно…
— Я знаю, — ответил Сонека и мягко отодвинул ее, чтобы посмотреть сквозь дождь на черную оправу скал. — Не смотри на это слишком долго.
— Куда мы попали, Пето?
Он улыбнулся:
— Я не знаю. Мы сыграли свои роли. Я не думаю, что это все вопросы на сегодня. Мне кажется, происходит нечто очень масштабное. Не чувствуешь давящую тяжесть будущего?
Она кивнула и убрала вымокшие под дождем волосы с лица.
— Конечно, — сказала она.
— Это задача для более сильных умов, — ответил Сонека, — для сверхчеловеческого разума, а не для наших слабых мозгов. Мы должны доверять Астартес, чтобы выполнить то, ради чего были рождены. Мы должны доверять им, чтобы сохранить наш вид.
— Ты доверяешь им, Пето?
— Мы носим их клеймо, уксор. Думаю, слишком поздно задаваться этим вопросом.
Рахсана оглянулась. Далеко на залитой дождем платформе под охраной Астартес сидел сгорбленный Грамматикус.
— Он ненавидит нас.
— Конечно ненавидит, мы его предали.
— Это было жестоко — использовать его…
— Он использовал каждого, кто попадался ему на пути, — ответил Сонека. — И получил по заслугам. С этой дороги ему не свернуть, к тому же мы дали ему то, чего он хотел.
— Нет, ты должен понять, я любила его, — сказала Рахсана, — или думала, что люблю и что он любит меня. Я не понимала, кем он был, даже когда он прикасался ко мне. Я не понимала масштабов… всего.
— Ты никогда бы не догадалась. Пешке никогда не увидеть игру в целом.
Золотистый трап, словно гибкий язык, высунулся из борта судна Кабала, коснувшись краем каменной платформы. Астартес вскинули болтеры, контролируя каждое движение чужаков, выходящих из транспорта. Слау Дха вышел к ним с поднятой головой, украшенной гребнем, игнорируя болтеры.
— Поступил сигнал с боевой баржи, — сказал Герцог Альфарию.
— Содержание?
— Лорд командир Наматжира просит о личной вокс-аудиенции. Он волнуется, что вы начали встречу без него.
— Скажи ему, что я не могу ответить сейчас. Пусть сохраняет позицию и держит свои силы в резерве.
— Это ему не понравится, — сказал Герцог.
— Это его проблемы, — ответил Омегон.
— Это все, что я должен сказать?
— Скажи ему, что я ценю его терпение и вскоре свяжусь с ним сам, — сказал Альфарий.
Они поднялись на борт золотого корабля. Его внутренние помещения не имели ничего общего с человеческими кораблями. Пространство искажалось, закрывая одни коридоры и открывая другие. Стены мерцали мягким внутренним светом. Местами потолок, казалось, воспарял в вечность. Сонека испытывал дискомфорт. Воздух пах как жженый сахар и расплавленный пластик. На некоторое время людей оставили в зале, сформированном из трех золотых лепестков.
— Что это за шум? — спросила Рахсана.
— Я ничего не слышу, — ответил Сонека.
Появился Первый капитан Пек и шагнул к ним.
— Примарх зовет тебя, Пето.
— Меня?
— Ты нужен ему. Следуй за мной.
Сонека взглянул на Рахсану.
— Иди, — настояла она.
Пек провел его по коридорам судна Кабала в зал, где ожидали Альфарий, Омегон и Шир.
— Милорд? — сказал Сонека.
— Кабал собирается показать нам Прозрение, Пето, — сообщил Альфарий. — Насколько мы знаем, это способ восприятия, средство временного фокусирования, основанное на умениях эльдарских провидцев.
— Я не понял ничего из того, что вы мне сказали, лорд.
— Есть возможности увидеть будущее, — сказал Омегон.
— А зачем вы посылали за мной?
— Ты должен это видеть. Свидетелями должны быть Омегон и я, Шир как мощный псайкер и ты, как обыкновенный человек. Ты согласен?
— Сэр, я…
— Ты согласен? — потребовал Омегон. — У нас нет времени, чтобы тратить его впустую.
Сонека кивнул.
— Я сделаю все, что смогу, милорды, — ответил он.
— Спасибо тебе, Пето, — сказал Альфарий. — Мы готовы, — произнес он.
Стена, казавшаяся твердой, растворилась, как дым. Четверо мужчин вошли в помещение бок о бок. Зал был темным, но сиял словно жаром углей, пробивающимся отовсюду и ниоткуда конкретно. В центре находилась монолитная серебряная плита, содрогающаяся светом.
«Я — Гахет».
— Я — Альфарий, примарх Двадцатого Легиона Астартес, — ответил Альфарий.
«Добро пожаловать. Давайте узнаем остальных и вашего другого себя».
— Я — Омегон, примарх Двадцатого Легиона Астартес, — сказал Омегон.
«Добро пожаловать. Дэн, Дан, Кейт, Шир, добро пожаловать».
Шир поклонился.
«Пето Сонека, добро пожаловать».
— Привет, — сказал Сонека. — Вы у меня в голове.
«Да».
— Это не слишком приятно.
— Улавливай суть, гет, — бросил Омегон.
«Вы готовы увидеть Прозрение?»
— Да, — сказал Альфарий. — Дальнейшие уловки приведут к тому, что наши болтеры разнесут эту часть корабля на куски. Ясно?
«Да. Вы сильны, человек. Вы угрожаете. Насилие придет позже и станет вашей работой».
— Продолжим, — поторопил Омегон.
«Мы сражались с Изначальным Уничтожителем задолго до вашего появления. Xaocy нельзя позволить получить контроль над Галактикой».
— Мы это знаем, Гахет, — сказал Альфарий.
«Человеческий род зрел. Он процветал. Люди в своем невежестве особенно восприимчивы к влиянию Хаоса. Он запустил свои пальцы в человечество, надеясь сделать из него оружие».
— Человечество будет сопротивляться, — сказал Альфарий.
«Вы не будете знать, как сопротивляться. Хаос хитер. Он вызовет гражданскую войну в пределах Империума Человека, и все созданное будет уничтожено. Смотри…»
