У Торопца новгородцы настигли варваров и вступили с ними в жаркий бой. Василий Александрович сражался геройски и своим примером воодушевлял других. Отбив всю добычу и пленников, «новгородцы отмстили за кровь христианскую». Этот первый опыт показал, что Александр мог рассчитывать на своего сына. Через пять лет литовцы сделали, однако, новый набег под Смоленск и «взяша Войщину на щит».
Отсюда они направились к Торжку, жители которого мужественно выступили было им навстречу, однако варвары, ведя беспрерывные войны, научились военным хитростям и устроили русским засаду, причем «овых избиша, а инех изымаша, и много зла бысть в Торжку». Но вскоре затем Миндовг рассорился с рыцарями, и в 1262 г. литовцы уже вместе с русскими участвуют в походе на немцев.
Ливонские немцы еще более, чем литовцы, рады были удалению из Новгорода чудского победителя. Немедленно по его отъезде, собрав большие силы, они подступили в 1253 г. к Пскову, который был как бы передовым постом Русской земли против немцев. Как и в 1242 г., немцы сожгли и разграбили посад. Застигнутые врасплох, псковичи заперлись в городе, но не пали духом.
Ледовое побоище еще у всех было свежо в памяти. Собравшись с силами, они бодро выступили из города и бросились на неприятелей. Недаром говорили про них немцы: «Псковичи – это народ свирепый! У них вооружение блестящее, а шлемы сияют, как стекла». Между тем новгородцы, узнав о нападении, спешили с молодым князем на помощь. Один слух о приближении новгородцев навел страх на рыцарей, обратившихся в поспешное бегство.
Не теряя времени, новгородцы воротились домой и, быстро приготовившись, отправились за Нарову, во владения немцев, совсем не ожидавших нападения с этой стороны и потому не оказавших отпора, и «створиша волость их пусту». В то же время и псковичи при виде столь быстрой помощи погнались за отступавшими немцами, по следам их вступили в Ливонию и, принудив к бою, «победита я».
«Окааннии преступници крестного целования», отложив свою гордость, как и в 1242 г., униженно просили мира, соглашаясь на все требования победителей. Мир был заключен «на всей воле новгородской и псковской».
Занятый важнейшими делами, Александр теперь, конечно, только издали мог следить за борьбой с врагами России на ее западной окраине, являясь с помощью только в случае крайней нужды, как это было, например, в 1262 г., уже незадолго до его кончины. Побуждаемые посланиями папы Александра и раздраженные изменою Миндовга, истребившего в своей земле всех католиков, ливонцы открыли вновь враждебные действия против Новгорода и Литвы.
Александр получил известие об этом как раз в такое время, когда ему невозможно было принять личное участие в походе: ему необходимо было спешить в Орду, чтобы спасти русский народ от грозивших ему в то время ужасных бедствий. Тем сильнее был его гнев на «окаянных преступников правды», спешивших воспользоваться трудным положением его и России, и он решился расправиться с ними так, чтобы они живо припомнили времена Ледового побоища.
Как ни тяжело положение России, но он не уступит им ни пяди родной земли, он покажет им, что рука России еще высока! Святая Русь заслонила собой Западную Европу, приняв на свою богатырскую грудь все удары варваров, а спасенные ею, так недавно сами содрогавшиеся свирепости неодолимых монголов, стремятся воспользоваться положением многострадальной земли, чтобы безнаказанно оскорблять ее, прилагать раны к ранам!
Всевышний не оставит таких поступков безнаказанными!. Такие чувства, без сомнения, одушевляли Александра, когда он делал распоряжения относительно похода против немцев в 1262 г. Для достижения возможно полного успеха он не пренебрег даже содействием литовцев. Заключен был союз с литовским князем Миндовгом, жмудским Тройнатом и полоцким Тевтивилом.
Все низовые полки отпускал Александр, вверив начальство над ними своему брату Ярославу, князю тверскому, и зятю Константину С тем, чтобы они во главе с сыном его Димитрием, княжившим тогда по распоряжению отца вместо Василия в Новгороде, и с храброй его новгородской дружиной двинулись в Ливонию. Между тем неукротимый Миндовг, не дождавшись прихода русских, ворвался в пределы Ливонии и, внося всюду опустошение, явился под стенами Вендена.
«Опустошил он всю землю, – печально говорит немецкий писатель, – и оставил следы своего зверства, на какое только был способен этот отступник и враг христианского имени». Но без помощи русских Миндовг мог совершить только опустошительный набег, а между тем русские замедлили в походе.
Поэтому литовский князь, удовольствовавшись большой добычей и опустошением неприятельской земли, вернулся домой. Но немцы не успели еще успокоиться, как появились русские с другой стороны. Целью их похода был Юрьев, старинное достояние Русской земли. Немцы превратили его в сильную крепость, с большим количеством жителей и сильным гарнизоном.
Город был обнесен тремя каменными стенами, под защитой которых враги «пристроили себе на городе брань крепку». Видно, велико было раздражение русских против неугомонных врагов: не теряя времени в правильной осаде, вожди решились на немедленный приступ. С неукротимой отвагой бросились русские на приступ и быстро овладели посадом. Так «сила честного креста и Св. Софии всегда низлагает неправду имеющих…
Ни во что же твердость та бысть!» – замечает летописец. По обычаям того сурового времени, город был сожжен, имущество разграблено, набрано много пленных. Урон русских был весьма незначителен. Поэтому с трудом верится немецкому историку, утверждающему, что магистр ордена Вернер, собрав войско, напал на русских и, отбив добычу, вслед за ними ворвался в Новгородскую землю и произвел страшное опустошение.
Русские летописи ничего не говорят об этом. Мир был заключен в том же (1262) году. Памятником похода осталась договорная грамота с немцами, писанная от лица Александра и сына его Димитрия.
Распоряжения относительно этого похода были последним делом Александра по отношению к ливонским немцам. Не раз и впоследствии возобновлялась вражда с ними, но заслуга Александра состоит в том, что он указал русским путь к победам и этим как бы завещал стоять до конца за русское достояние. Особенно замечательна была война, происшедшая в 1268 г., пять лет спустя по кончине Невского.
Сын Александра Димитрий был опять в числе главных участников знаменитого похода, в котором «совкупишася вся княжения русьская в Новгород со множеством вой своих», между тем как с другой стороны также «совкупися вся земля немецкая».
При Раковоре произошла страшная битва, напомнившая всем Ледовое побоище. Так же, как на льду Чудского озера, Русь, одушевляемая «храборством великого князя Дмитрия», сломила железный строй рыцарей «великие свинии», так же гнала их, устилая землю трупами, на протяжении семи верст, и только темная ночь прекратила побоище. Видно, дух Александра еще был жив в новгородцах и псковичах!.
Во Пскове дело Александра продолжал доблестный Довмонт, бывший литовский удельный князь, бежавший из Литвы и нашедший на Руси вторую родину. Получив при святом крещении имя Тимофея и сделавшись псковским князем, Довмонт поспешил породниться с домом Невского, память которого была священною для псковичей, женившись на внучке Александра, дочери Димитрия Александровича.
