Во время длительной войны все суда износились и требовали капитального ремонта. Революция их доконала окончательно, и вот эти с разболтанными механизмами суда попадают в руки совершенно неопытного личного состава, почему аварии следуют за авариями. Для обучения и приведения всего в порядок нужно было время, а его-то как раз и не было. Генерал Деникин предъявлял к флоту большие требования. Нужно было держать стационера в Константинополе, два миноносца в Одессе для патрулирования берегов, два в Азовском море для той же цели и, наконец, отряд судов для содействия нашим войскам на Кавказском побережье, действующим против грузин, постоянно беспокоивших наши части, оберегавшие Сочи.
Политическая часть у генерала Деникина вообще хромала. Он не шел ни на какие компромиссы и был готов воевать со всеми. Вместо того чтобы, помня главную задачу, – борьбу с большевиками, по возможности установить корректные отношения с петлюровцами, грузинами, черкесами и другими народностями, отложив расправу с ними до более благоприятного времени, он требовал от них полного подчинения во имя Единой и неделимой России, чем только ослаблял себя на главном фронте. Своей заносчивостью он отвратил от себя и французов и лишился их помощи в самое тяжелое время.
Благодаря постоянным требованиям на суда они никогда не успевали произвести должный ремонт и постоянно требовали исправлений.
С моей стороны также была сделана ошибка. Мне следовало вооружить наскоро побольше небольших коммерческих пароходов с грубыми механизмами и ими обслуживать Добровольческую армию, исподволь подготовляя и приводя в порядок миноносцы с их деликатными механизмами. Мне пришло в голову это средство очень скоро, но я встретил препятствие со стороны адмирала Герасимова, именем главнокомандующего требовавшего присылки миноносцев. В конце концов мне все же пришлось прибегнуть к этой мере, но, к сожалению, с большим опозданием.
Что касается до исправления и ремонта, то это был самый большой вопрос. Как я уже говорил, рабочие работали с минимальной полезностью, и портовое начальство смотрело на это сквозь пальцы, будучи довольно уже тем, что они не бунтуют. Между ними и рабочими установились такие приблизительно отношения, какие в некоторых домах бывают между гувернантками и детьми. Гувернантки совместно с детьми надувают родителей, и снаружи кажется, что все идет чинно и гладко.
В первые же дни по моем приезде на этой почве произошел конфликт.
Не помню, по какой причине, небольшая кучка рабочих не захотела работать после обеденного перерыва и потребовала от начальника завода генерала Чарбо роспуска всех рабочих с зачетом рабочего дня. Тот не долго думая согласился и распустил, но мне об этом своевременно донесли, и я немедленно вызвал генерала Чарбо, хорошо намылил ему голову и приказал, чтобы работы шли без перерыва. В назначенное время сирена, созывающая рабочих, загудела, и большая часть из них явилась на работы. Генералу Чарбо я сделал строгий выговор в приказе, но оказалось, что приказ был отпечатан только через четыре дня. Флаг-капитан по распорядительной части доложил мне, что, ввиду массы приказов и циркуляров хозяйственных и административных, канцелярия не справляется и запоздание делается все больше и больше. Это – иллюстрация бюрократического способа работы. Он уже тут одерживает победы.
Чтобы ускорить работы в порту, мною были приняты следующие меры: еженедельно по субботам ко мне собирались командиры судов и портовое начальство. Командиры выкладывали свои жалобы, а порт по ним давал разъяснения, которые тут же обсуждались, и давались нужные распоряжения. Кроме того, я разрешил командирам судов работать на своих судах своею же командой, причем портовые техники должны были оценивать работу и представлять мне о вознаграждении. Это было незаконно, но дало хорошие результаты. Многие суда были исправлены своими средствами почти без помощи порта.
Еженедельные совещания приносили еще ту пользу, что я был в курсе не только работ, но и настроений как на судах, так и в порту. Для того чтобы отвлечь молодежь от кутежей, я разрешил устраивать еженедельно семейные вечера в морском собрании. Морские собрания в главных портах всегда играли важную роль в жизни офицерского состава. Холостые могли иметь там недорогой обед. Прекрасные библиотеки и читальни давали возможность быть в курсе всех новостей политики, науки и литературы. В собрании же было всегда несколько бильярдов, и разрешалась игра в коммерческие игры в карты. Там же происходили танцевальные и литературные вечера, лекции и концерты. Собрания управлялись всегда выборными старшинами, и быть старшиной считалось почетным среди морских офицеров.
При большевиках собрание, конечно, было закрыто, но, по счастью, не подверглось разграблению, так как они еще не удосужились до него добраться. Драгоценная библиотека была объявлена городской, а наиболее ценные книги, где находились уники по части морских путешествий и наук, были комиссарами сложены в сундуки и спрятаны в подвалах.
Адмирал Саблин сейчас же по водворении в Севастополе добровольцев открыл собрание и назначил хозяина, что, конечно, в переживаемое время было более удобно, чем выборные старшины.
Здесь кстати рассказать печальный эпизод, происшедший сейчас же после ухода большевиков из Севастополя. Когда произошла первая эвакуация Севастополя в апреле 1919 года, то в числе многих других в городе остался капитан 2-го ранга Тягин,
[367] очень порядочный человек и блестящий офицер. Мне говорили, что он остался будто бы по болезни своей жены. Не знаю, насильно или добровольно, но большевики поставили его во главе морского ведомства в Севастополе, и он управлял очень толково и тактично, не допуская никаких эксцессов. Когда большевики эвакуировались, Тягин остался в Севастополе, и мне передавали, что будто бы адмирал Герасимов приказал ему оставаться на своем месте до прихода добровольческих частей.
Первым прибыл в Севастополь миноносец «Живой», и в ту же ночь Тягин был убит на пороге своей квартиры. Мне рассказывали, что с «Живого» в эту ночь съехала компания подвыпивших офицеров-добровольцев, направилась на квартиру, где жил Тягин, позвонила у подъезда и, когда он вышел на звонок, тут же прикончила его выстрелами из револьверов. Адмирал Саблин назначил следствие, но оно велось нарочно таким образом, чтобы виновных не нашлось.
Первый же вечер в собрании собрал довольно много публики. Танцевали и веселились, как в старые времена, но, конечно, внутри настроение было другое. У всех было много пережитого горя, а у многих и траур по погибшим родным и знакомым.
Следующий военный вопрос был относительно питания: когда я приехал в Севастополь, съестные припасы были еще недороги, но все же процентов на 50 % выше, чем на Кавказе. Судовые команды покупали зелень и мясо на рынке, а хлеб выпекала могучая портовая хлебопекарня: она же снабжала и всех рабочих порта и семьи офицеров, живших в городе. Недостаток стал ощущаться не сразу, а постепенно, по мере вздорожания жизни, которое шло быстрым темпом. Нужно было, чтобы парализовать надвигающееся бедствие голода, собрать большие интендантские запасы муки, картофеля, консервов, чаю и сахару, а средств для этого не отпускалось.
