Теперь, после полугода войны, при ничтожных потерях, флот получил веру в себя, и настроение в городе было совсем другое. Повсюду были видны улыбающиеся лица, а на бульваре, как и в мирное время, процветал флирт.
Операции на фронтах с началом весны
В начале марте ко мне в Ставку явился морской офицер из Либавы, отрекомендовавшийся помощником капитана над портом (фамилию я не помню), рассказал про захват им цеппелина, опустившегося вследствие удачного обстрела противоаэропланных батарей, причем нами были взяты в плен три офицера и 24 человека команды, но самого цеппелина ввести в гавань не могли по причине его громоздкости и были вынуждены уничтожить. В заключение своего рассказа он предложил мне, не более и не менее, как с имеющимися в Либаве двумя морскими батальонами взять Мемель. Вначале я рассмеялся, но он меня уверил, что ему точно известно, что гарнизон Мемеля состоит только из двух рот ландштурмистов. Обсудивши его предложение серьезно, я все же отнесся к нему отрицательно, так как удержать Мемель с этими силами было невозможно, а в смысле уничтожения военного имущества он не представлял интереса, как был исключительно коммерческим портом.
С тем он и уехал, но не успокоился и, как оказалось, нашел сочувствие в штабе Северо-Западного фронта, но там взяли его идею, а осуществление поручили командиру ополченской бригады генерал-майору Потапову.
[150] В середине марте набег на Мемель состоялся, и он был занят почти без выстрела, так как немецкие ландштурмисты отступили без боя, но через двое суток явились снова, подкрепленные уже полевыми частями. Значительная часть наших ополченцев разошлась по городу и, щедро угощаемая обывателями, напилась пьяной и не вернулась в строй при поспешном отступлении, почему генерал Потапов привел назад не более половины своего состава, потеряв всего двоих убитых и раненых. После этого в немецких газетах появилась довольно конфузное для нас описание этого дела.
На южном участке фронта в это время наши наступательные операции в Карпатах, производившиеся зимой в глубоких снегах, сильно измотали и расстроили три наших левофланговых армии. Немцы, понимавшие опасность нашего проникновения в Венгрию, сильно подкрепили австрийцев во всех угрожаемых пунктах, и продвижение вперед шло черепашьим шагом. 22 марта мы зато были обрадованы известием, что Перемышль сдался после неудачной попытки прорыва. Взято было более 100 000 пленных. Это известие подняло дух у войск. Государь, бывший в этот день в Ставке, во время благодарственного молебствия даже плакал от умиления.
Вскоре состоялась поездка государя в Галицию для смотров войскам, и при посещении перемышльских фортов произошел забавный анекдот. Генерал Воейков, дворцовый комендант, был владельцем источников минеральной воды «Куваки», с которой он ужасно носился и рекламировал. Адмирал Нилов и граф Граббе, желая подшутить, нарочно подбросили по пути государя в австрийских окопах несколько пустых бутылок характерной формы от «Куваки», и государь, сейчас же заметивши их, поздравил Воейкова с успехом его воды даже у наших врагов. После этого Воейкова долго дразнили, что он ухитряется и во время войны продавать свою «Куваку» даже неприятелям.
Не успели еще замолкнуть приветственные «ура» наших войск, встречавших государя в Галиции, как над нею разразился первый удар, знаменующий генеральное наступление немцев на Россию. 1 мая, совершенно скрытно подвезенная ударная группа Макензена, состоящая из гвардии и лучших войск, обрушилась на центр 3-й армии генерала Радко-Дмитриева.
[151] В этом бою мы первый раз познакомились со всесокрушающим ураганным огнем. Удар был совершенно неожиданный, и сразу образовался большой прорыв, который так и не удалось ликвидировать, несмотря на брошенные корпуса из резерва. Началось отступление за Сан нашей 8-й армии, глубоко втянувшейся в Карпаты, но удержаться на Сане, несмотря на все меры, на усилия наших войск, нам не удалось, и отступление покатилось дальше. Приходилось подумывать об очищении всей Галиции, которую мы уже привыкли считать своею. Здесь не мешает сказать о тех ошибках, которые были сделаны нами в области гражданского управления.
Назначенный генерал-губернатором Галиции генерал граф Бобринский,
[152] сам по себе человек порядочный и почтенный, не имел опыта в гражданском управлении и сильного характера, а потому и слабо противостоял давлению сверху. Ему прислали весьма сомнительные элементы для занятия низших должностей в администрации, вследствие чего развилось взяточничество и сутяжничество, а кроме того, явились тотчас во главе с епископом Евлогием
[153] насадители православия, которые правдами и неправдами начали русификацию в стране, далеко еще не закрепленной за нами, что и показали дальнейшие события. Когда австрийцы вернулись на прежние места, они начали мстить перешедшим в православие, и таким образом в населении остался неприятный осадок о нашем там пребывании. Великий князь пробовал бороться с чрезмерным пылом обрусителей, но даже и ему это было не под силу, так как давление шло от министра внутренних дел Маклакова и стоящих за ним всесильных кругов.
