С большим трудом мне с Елачичем удалось найти себе ночлег в гостинице «Европа», а вся прочая компания должна была ночевать на вокзале. На следующий день утром я отправился к генералу Алексееву, но оказалось, что он уехал на станцию Тихорецкую, где был штаб генерала Деникина, наступавшего в это время на Екатеринодар. Меня приняла генеральша Анна Николаевна,
[295] с которой я был знаком еще по Ставке. Она мне рассказала про местные дела и посвятила в закулисную жизнь Новочеркасска. Оказалось, что и здесь, и повсюду шла рознь и несогласия. Атаман Краснов
[296] ссорился с Деникиным. Родзянко со своими думцами пытался играть роль и мечтал о созыве Думы в Новочеркасске. Приезжая из Петрограда аристократия усиленно муссировала альянс с немцами. Генерал Алексеев пытался всех умиротворить и объединить, но толку выходило мало. Он сам не вполне поправился, и Анна Николаевна очень беспокоилась, чтобы он не свалился окончательно.
От А. Н. я отправился к генералу Эльснеру,
[297] начальнику тыла Добровольческой армии. Там я застал Соловского, который передавал ему привезенную партию и санитарные материалы. Оказалось, что оказия в Тихорецкую будет только через два дня, и это время нам придется провести в Новочеркасске. Как это ни было обидно, но пришлось подчиниться. Знакомых у меня в городе почти не было и дела тоже. Оставалось ходить по городу и собирать сплетни, чем я и занялся.
Все разговоры, в общем, вертелись вокруг генерала Краснова. Во всяком случае, он представлял из себя незаурядную личность. Энергия, с которой он принялся за восстановление порядка и выведение большевизма из области, заслуживает всякой похвалы. Ему ставили в вину хорошие отношения с немцами, но он, безусловно, не мог поступить иначе, имея против себя значительную часть зараженной большевизмом молодежи, а также иногородних, т. е. живущих на казачьей земле крестьян; не имея ни снаряжения, ни боевых патронов, он должен был обратиться против регулярных большевистских войск, тогда уже сформировавшихся. При этом нужно еще прибавить интриги его завистников и недоброжелательство Добровольческой армии, направленное лично против него вследствие его властного характера. Если бы он еще пошел против немцев, то, конечно, был бы раздавлен, и с ним вместе погибла бы и Добровольческая армия, которую он прикрывал с севера и запада. Только благодаря Дону Добровольческая армия могла сохранить верность союзникам, но генерал Деникин этого не мог или не хотел понять.
Несмотря на все трудности, Краснов в самый короткий срок создал целую казачью армию из кавалерии, пехоты и артиллерии, которая очистила всю область от большевиков. Мало того, он организовал гражданскую администрацию, создал финансовое управление и действительно явился главой маленького государства с 5-миллионным населением. Его энергия заразительно действовала на других, а кроме того, когда это требовалось обстоятельствами, он не стеснялся принимать самые жестокие меры против ослушников. Зато в области царил образцовый порядок и тишина, и это там, где два месяца тому назад бушевали шайки разбойников и грабили всех и каждого.
Я не был лично знаком с генералом Красновым, а потому, не имея к нему непосредственного дела, не решился его тревожить по пустякам. Я ограничился визитом к генералу Богаевскому,
[298] бывшему в то время председателем Совета управляющих отделами, т. е. изображавшего нечто вроде премьер-министра. Я был с ним знаком по Ставке, а потому сейчас же был принят. Богаевский предложил мне быть донским представителем в Одессе, чему я, конечно, очень обрадовался, так как делался в глазах немцев персоной грата. С представителем Дона, т. е. союзной державы, обращение должно было быть совершенно иное, чем с добровольцем, т. е. личностью в политическом отношении подозрительной. Богаевский выдал мне надлежащее удостоверение за своею подписью и печатью.
Через два дня, как мне и было обещано, я отправился на грузовом автомобиле к Алексееву. Со мной поехали Соловский, Елачич, два кубанских полковника и еще два офицера. Ехать пришлось около 160 верст до первой станции, от которой железнодорожный путь был испорчен. Дело в том, что большевики, желая преградить немцам доступ к Екатеринодару, испортили путь на протяжении более ста верст. Благодаря хорошей погоде дорога была вполне приличная, и мы беспрепятственно проехали весь путь со средней скоростью в 20 верст в час. По дороге мы останавливались в одной казачьей станице и одном селении иногородних крестьян. Разница в настроении была огромная. В казачьей станице нас не знали чем угостить и не хотели ни за что брать денег, а у крестьян мы видели сумрачные лица, и они не скрывая говорили, что они пролетарии, прикидывались бедняками и говорили, что у них нет ни яиц, ни молока.
