Вероятно, так бы все и вышло, если бы на сцену не выступило новое лицо. Лицо это было генерал-майор Гришин-Алмазов.
[319] Он прибыл в Одессу незадолго до описываемых событий, и я познакомился с ним у г-жи Регир. Вначале он на меня не произвел никакого впечатления, так как был очень молчалив и держался очень скромно, но впоследствии я изменил о нем мнение. Это был, несомненно, человек неглупый, с большим характером и умевший импонировать массам. Про него говорили, что он типичный авантюрист, но должен сказать, что настоящего его нравственного облика за все время знакомства с ним я так и не узнал. Во всяком случае, среди нашего тогдашнего безлюдья, он, безусловно, выдавался и мог считаться крупной фигурой.
В один прекрасный день он явился ко мне от имени консула Энно и объявил, что они вместе решили оборонять от петлюровцев французским десантом небольшой портовый участок, заключающий два мола, портовую набережную и бульвар с границей по Дерибасовской улице. Меня он просил не уходить в Очаков, а стать у мола и вмешаться в боевые действия только в случае нападения петлюровцев на французский десант. Такой план был для меня совершенной новостью, так как Энно все время говорил, что французы не намерены ввязываться в нашу междоусобную борьбу. Я немедленно согласился и передал в распоряжение Гришина-Алмазова своего начальника штаба полковника Генерального штаба Ильина для составления соображений. В тот же день был свезен с французских судов десант в числе ста сорока человек, и они заняли переулки по обе стороны бульвара, устроив там баррикады, на которых были подняты французские флаги. Участок города и порта, занятый французами, был объявлен французской зоной. На другой день добровольцы перешли на «Саратов», и он подошел к молу во французской зоне. Французские суда заняли позиции, чтобы иметь возможность оказывать содействие своим отрядам артиллерийским огнем.
У Гришина-Алмазова оказалось и небольшое собственное воинство. Это были несколько отдельных формирований, состоявших из самой разношерстной публики, по преимуществу из самых отъявленных авантюристов. Их было человек 70(?), состоявших в разных отрядах, друг от друга независимых. Откуда они получали деньги и на что существовали, совершенно неизвестно. Вероятно, грабеж играл не последнюю роль. Удивляться тут нечему – тогда было такое время. За несколько времени перед описываемыми событиями ко мне также явился один офицер из бывшей Дикой дивизии, рекомендовавшийся поручиком Масловским,
[320] и попросился ко мне на службу с 14 татарами, набранными им в Крыму из горцев, не признававших большевиков. Я посмотрел на них, и они произвели на меня впечатление бандитов, но их начальник был так симпатичен, что я не мог отказать и принял их в качестве особой команды разведчиков, положив им жалованье. Когда Гришин-Алмазов получил от Энно звание русского военного губернатора французского участка, то я ему их передал в качестве его личного конвоя, чему он очень обрадовался.
В это же время в Одессу прибыл генерал Эрдели от генерала Деникина с неопределенными полномочиями. Я предложил ему принять главное командование, но он отклонил мое предложение на том основании, что отношение французов к Добровольческой армии не вполне еще определилось. Мне лично, впрочем, показалось, что он просто не хотел впутываться в грязную историю.
Когда петлюровцы вошли в город, то наступил критический момент. Атакуют ли они французов или нет? Если бы они решились это сделать, то французские суда должны были начать обстрел вокзала и тех мест, где они находились.
Все, однако, обошлось благополучно. Гайдамаки прошлись по городу в количестве не более двух рот и затем куда-то исчезли. В городе остались только конные патрули, которые, видимо, избегали приближаться к французским баррикадам.
Так прошло несколько дней. Мы посылали в город за провизией, и некоторые офицеры делали разведку. Все попытки узнать, где их главные силы, были тщетны, что же касается до слухов, то они были самые разнообразные. Число петлюровцев определялось в количестве от 500 до 5000 человек. Командовал ими небезызвестный доктор N, начальником его штаба был полковник Генерального штаба ***.
Консул Энно, капитан Ланжерон и Гришин-Алмазов жили в гостинице «Лондонской», где была главная квартира французов, а я с добровольцами на «Саратове». В случае начала военных действий добровольцы должны были сойти на берег и поступить под команду Гришина-Алмазова.
Я каждый день бывал в «Лондонской» гостинице и там обедал. Она торговала как никогда. Там собиралось множество народа, и сообщались новости. Там же кутили и воины Гришина-Алмазова. Среди них особенно выделялся один офицер по прозванью Белый Дьявол. Он так назывался за свои остриженные по-казачьи, совершенно белые как лен волосы, был очень высокого роста, стройный и с большими серыми глазами. Про него рассказывали разные легенды относительно его храбрости и жестокости, но, по-видимому, и то и другое было преувеличено. Несомненно только то, что и он, и его отряд бешено кутили, не получая жалованья, а следовательно, это была шайка разбойников, пробавлявшаяся грабежом.
В то время вошло в обычай у всех авантюристов формировать свои собственные отряды под разными наименованиями, на что они ухитрялись получать иногда довольно солидные авансы от различных лиц и учреждений. Давали украинцы, петлюровцы, давал и Гришин-Алмазов, когда получил доступ к французскому кошельку. На моей совести был только один Масловский, но и того я скоро уступил Гришину-Алмазову. Большинство из этих господ брали деньги, образовывали себе штабы, платили им жалованье и на этом успокаивались, но были и более предприимчивые, подобно Белому Дьяволу, которые распространяли свои банковские операции на окрестности и выручали недурные суммы. Нашелся, впрочем, один оригинал, к сожалению, забыл его фамилию, который целиком перенес в мой штаб миллион шестьсот тысяч карбованцев, экспроприированных им из казначейства какого-то маленького городка. Эти деньги были для нас очень кстати, так как подкрепили наш уже начинавший ослабевать фонд. Подобные случаи, по-видимому, были очень редки, так как я рассказал единственный, сохранившийся в моей памяти.
