ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 1257. Л. 143.
‹9›
Меморандум СПО ОГПУ от 9 июня 1934 г. о психиатрической экспертизе О.Э. Мандельштама
МЕМОРАНДУМ
В СВЕРДЛОВСК, ПП ОГПУ САМОЙЛОВУ
В дополнение № 9352 немедленно переведите Мандельштама в Свердловск, поместите в больницу для исследования психического состояния. Результат телеграфьте.
№ 9370. Молчанов. 9/VI–34.
ВЕРНО:
Уполн‹омоченный› 4 СПО ОГПУ (Вепринцев)
ЦА ФСБ. Следственное дело Р-33487 (Мандельштам О.Э.). Л. 31. Телеграмма.
‹10›
Выписка из протокола Особого совещания при Коллегии ОГПУ СССР от 10 июня 1934 года с постановлением об изменении Постановления ОСО от 26 мая 1934 года
Выписка из протокола
Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 10 июня 1934 г.
Секретарь Коллегии ОГПУ Печать-факсимиле
Круглая печать ОГПУ
ЦА ФСБ. Следственное дело Р-33487 (Мандельштам О.Э.). Л. 32.
‹11›
Телеграмма Е.Я. Хазина Н.Я. Мандельштам от 13 июня 1934 года
Из Москвы № 19/119
сл. 10 13-го 21ч.
Передача: 14/6 4–10
ЧЕРДЫНЬ ВОСТРЕБОВАНИЯ НАДЕЖДЕ МАНДЕЛЬШТАМ
ОБЕСПОКОЕН ОТСТУТСТВИЕМ ТЕЛЕГРАММ ЗАМЕНА ПОДТВЕРЖДЕНА
АМ. Короб 3. Папка 101.
‹12›
Телеграмма Н.Я. Мандельштам Е.Я. Хазину от 16 июня 1934 года
136 ПЕРМИ 23301 11 16 21 25 СОР
НАЩЕКИНСКИЙ 5 МОСКВА СТРАСТНОЙ 6 ХАЗИНУ
ЕДЕМ КАЗАНЬ ПАРОХОДОМ МЕСТОЖИТЕЛЬСТВО ВОРОНЕЖ СОСТОЯНИЕ ХОРОШЕЕ
АМ. Короб 3. Папка 101.
Управление НКВД по Центрально–Черноземному краю, Управление НКВД по Воронежской области (1934–1937):
Окольцованный Мандельштам
И побед социализма
Не воспеть ему никак…
Г. Рыжманов
1
За те три года, что О.М. провел в воронежской ссылке, политическая ситуация в стране менялась неоднократно и стремительно, но не было ни одного случая, чтобы мог Осип Эмильевич подумать: «И чего же это я тогда написал “Мы живем, под собою не чуя страны…”»!
10 июля 1934 года постановлением Центрального Исполнительного Комитета СССР ОГПУ было преобразовано в Главное управление государственной безопасности в составе впервые созданного всесоюзного Наркомата внутренних дел (НКВД). Наркомом назначен Г.Г. Ягода.
А 1 декабря того же года, воспользовавшись убийством Кирова, Президиум ЦИК принял постановление «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов», согласно которому срок предварительного следствия ограничивался десятью днями, дела слушались без участия сторон, кассации и просьбы о помиловании не допускались, приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. Уже в январе 1935 года прошел ленинградский процесс по делу об убийстве С.М. Кирова. Страну захлестывает первый вал массовых арестов и высылок (так, 22 октября были арестованы сын и муж Анны Ахматовой).
В марте–апреле 1936 года творческие силы были втянуты в бесплодную, но зато небезопасную дискуссию о формализме, причем каждое собрание или выступление в столице отзывалось такими же мероприятиями-двойниками в провинции. В августе 1936 года проходит процесс по делу «троцкистско-зиновьевского террористического центра», режиссер-постановщик которого – Н.И. Ежов – в сентябре становится наркомом внутренних дел. В феврале 1937 года арестован Бухарин – с тем чтобы вместе с другими, в том числе и с Ягодой, сыграть свою роль в процессе по делу «антисоветского право-троцкистского блока» в марте 38-го года.
Интеллигенции, в том числе и писателям, на многочисленных собраниях, проходивших, начиная с августа 1936 года, в редакциях журналов, издательствах, в Союзе писателей, вменялось в обязанность выразить отношение к «отщепенцам и предателям», а заодно повысить бдительность по отношению к товарищам и коллегам. Так что общее собрание писателей Воронежа, состоявшееся 11 сентября 1936 года и посвященное борьбе на литературном фронте, было – как и в случае с недавним либерализмом по отношению к О.М. – акцией, исходящей из Центра. Естественно, что присутствие в городе опального поэта даже несколько облегчало задачу руководителей Воронежской писательской организации – нет ничего проще, как «разоблачить» уже осужденного по политической статье.
Началом сентября, собственно, и датируется начало личной травли О.М. в Воронеже.
До этого по поводу О.М. в органы обращался разве что его третий квартирохозяин из «меблирашки» на проспекте Революции, «агент» и «мышебоец», как его называла Н.М., мелкая сошка в НКВД
[294], написавший на него донос. О.М. вызвали в НКВД и даже показали ему донос – своеобразный знак своеобразного доверия. В доносе сообщалось, что к О.М. приходил подозрительный тип, после чего из его комнаты доносилась стрельба(!). «Подозрительным типом» оказался В. Яхонтов, гастролировавший в Воронеже 22–23 марта 1935 года и подтвердивший, что посетил друга-поэта в эти дни и просидел у него до утра.
«На этом дело и кончилось. Самый факт вызова по поводу доноса показывал, что его не собираются использовать», – писала Н.М.
[295] Но она ошибалась – некоторый ход делу всё же дали, о чем свидетельствует следующий любопытный документ из следственного дела О.М. 1934 года. Эта справка – чужеродный осколок, не имеющий отношения ни к следствию, ни к реабилитации О.М., также хорошо представленной в материалах дела
[296]. «Справка» датирована 2 июля 1935 года и, как мы полагаем, напрямую связана с доносом «агента».
Поражает в «Справке» больше всего то, что от ощущения прошлогоднего чуда не осталось и следа! Ее настрой прямо противостоит линии этого «чуда» и списан с шиваровских протоколов, еще не допускавших для чуда ни малейшей возможности. «Справке» тем не менее ходу дано не было, хотя угрозой – и серьезной – она, безусловно, являлась.
