Да, действительно, Литфонд не только оплатил обе путевки в Саматиху, но и всячески озаботился тем, чтобы О.М. были «созданы условия» для отдыха (кто-то из Союза несколько раз звонил главному врачу, справлялся, как и что). Всё шло, пишет Надежда Яковлевна, как по маслу, без неувязок: и розвальни с овчинами на станции, и отдельная палата в общем доме, а затем, в апреле, – и вовсе изолированная изба-читальня, и лыжные прогулки, и предупредительный главврач
[433]. Правда, в город съездить почему-то никак не удавалось, и О.М. даже однажды спросил: «А мы, часом, не попались в ловушку?» Спросил и тут же забыл, вернее, прогнал эту малоприятную догадку, благо под рукой были и Данте, и Хлебников, и Пушкин (однотомник под редакцией Томашевского), и даже подаренный Борисом Лапиным Шевченко.
Поговорить и правда было не с кем: отдыхающие были поглощены флиртом, один только затейник поначалу приставал к О.М. с карикатурными идеями насчет вечера стихов О.М.
[434], – поэтому молодая барышня с «пятилетней судимостью», да еще «знакомая Каверина и Тынянова», легко втерлась к нему в доверие. Со временем стало ясно, что барышня, неожиданно уехавшая накануне Первомая, была «шпичкой» и находилась тут в служебной командировке; впрочем, и главврачу просто было велено О.М. не выпускать.
Итак, западня? Кошки–мышки?
Малоприятная догадка, кажется, подтверждалась…
Только вот что можно предпринять, сидя в западне?!.
И всё же О.М. не унывал: «Не всё ли равно? Ведь я им теперь не нужен. Это уже всё прошлое…»
Увы, он ошибался: Саматиха была западней…
5
Фадеев, как пишет Н.М., сразу же догадался о технологии грядущего ареста О.М. Но разве была эта технология так уж разработана и апробирована? Известны ли случаи, имеющие отдаленное сходство с мандельштамовской Саматихой?..
Да. 11 июля 1937 года в доме отдыха «Пуховичи» был арестован Изи (Исаак Давидович) Харик (1898–1937) из Минска, идишский белорусский поэт, председатель Еврейской Секции Союза писателей Белоруссии.
В июне 1937 года неожиданно щедрую, бесплатную путевку от Литфонда получил Бенедикт Лившиц – в Кисловодск, в санаторий «Красные камни». Правда, ему дали вернуться в Ленинград и арестовали спустя несколько месяцев – в ночь на 26 октября.
В конце феврале 1941 года в писательском доме творчества «Сагурахи» под Тбилиси был арестован уже упоминавшийся Иван Капитонович Луппол.
И вот 2 мая 1938 года в Саматихе арестовали Мандельштама.
Надежду Яковлевну продержали еще несколько дней в Саматихе, а 5 мая отпустили, выдав на руки следующую справку:
Документы
Справка о нахождении Н.Я. Мандельштам в доме отдыха в период с 8 марта по 5 мая 1938 года
Р.С.Ф.С.Р.
Трест по Управлению
Санаториями и Курортами
МООЗ при МОНК
Здравница «САМАТИХА»
__________________193
№ __________
Коробовского р-на Моск. обл.
СПРАВКА
Тов. Мандельштам О.Э.
[435] находился на отдыхе в пансионате «САМАТИХА» с 8/III–38 по 6/V включит‹ельно›.
ДИАГНОЗ: Myocorditos chr‹onis›, gastritis chronis
[436] .
За Главврач‹а›: Н. Ступин(?)
Круглая печать Здравницы «Саматиха»
АМ. Короб 4. Папка 13.
В. Ставский (ГЛМ)
Главное управление государственной безопасности НКВД СССР (1938):
«…прошу вас помочь решить этот вопрос об о. Мандельштаме»: следственное дело о. Мандельштама 1938 года
1
Сколько раз – по телефону, письменно и лично – обращался Осип Эмильевич за защитой и помощью к Ставскому! Владимир Петрович Ставский (Кирпичников), автор не самых громких повестей о коллективизации, редактор «Нового мира» и формальный преемник самого Горького на посту первого секретаря Союза писателей СССР, был одновременно поручителем за некоего Костарева (Костырева), незваного «квартиранта» О.М., «спланировавшего» таким образом из Приморья прямехонько в двухкомнатную квартиру 26 в Нащокинском переулке – в ту самую, что «тиха, как бумага» и «пустая, без всяких затей»… Это немаловажная, а может статься, и роковая для О.М. деталь, ибо за последующими действиями главного, по должности, писателя страны стоял не один только корпоративный интерес (навсегда избавить писателей от зловредного влияния О.М.), но еще и личный (потрафить другу молодости и навсегда избавить квартиру О.М. от зловредного присутствия хозяина).
О тесном контакте и несомненном «доверии», которым Костарев пользовался у органов, достаточно внятно говорит эпизод с «монтером» из ОГПУ, которого он привел в квартиру О.М. дабы продемонстрировать: хозяин не за 101-м километром, а тут, дома, в Москве, попивает чаек, – чем грубейшим образом попирает предписанный ему административный режим
[437].
Еще более тесный контакт с органами имел сам Владимир Петрович.
И тем не менее в начале 1938 года кресло под Ставским закачалось. 20 января 1938 года А.К. Гладков записал в дневнике:
Говорят, что пошатнулось положение Ставского. Этот бездарный наглец, ставший каким-то образом во главе нашей литературы, наверно, уже не нужен сейчас, когда главная чистка проведена. Его опалу можно поставить в связь с увольнением Керженцева и Шумяцкого.
[438]
