Действительно, к концу XIX века в городе на Днепре, где сосредоточилось множество банков, акционерных обществ, фабрично-заводских контор Юго-Западного края Российской империи, существенно выросла деловая активность, увеличился и спрос на адвокатские услуги.
О времени переезда семьи Хазиных в Киев можно судить по спискам присяжных поверенных, опубликованным в ежегодных выпусках “Памятной книжки Киевской губернии” – изданиях губернского статистического комитета. Впервые его фамилия появилась в “Памятной книжке” на 1902 год. Подача материалов для издания осуществлялась предшествующей осенью, из чего можно сделать вывод, что Яков Хазин, скорее всего, стал киевлянином в 1901-м, когда Наде шел второй год.
“Памятные книжки Киевской губернии” содержали часы приема и адреса присяжных поверенных. Так, в выпусках на 1902–1904 годы фигурирует первый из известных киевских адресов Я. Хазина – улица Михайловская, 11. Это доходное здание домовладельца Бориса Цейтлина на одной из центральных улиц сохранилось до настоящего времени.
Следующее место работы и проживания присяжного поверенного Хазина (отмеченное в справочниках за 1905–1907 годы) – дом по улице Пушкинской, 4. Он располагался в усадьбе известного киевского издателя Стефана Кульженко. На улицу выходил корпус с жилыми и офисными помещениями, а во дворе находились типографские помещения. Все эти постройки были уничтожены пожаром во время нацистской оккупации, и теперь на их месте находится послевоенное здание.
Затем, согласно “Памятным книжкам Киевской губернии” на 1908–1912 годы, адресом Якова Хазина был доходный дом владельцев Кистеновых по улице Рейтарской, 25 (сохранился). Любопытно, что позже, в 1913-м, там же поселились молодожены – студент-медик Михаил Булгаков и его первая любовь Татьяна Лаппа.
С периодом проживания в доме на Рейтарской связано воспоминание Надежды Яковлевны о первом встреченном ею человеке по фамилии Мандельштам (точнее, Мандельштамм). Речь идет о почтенном враче-окулисте и еврейском общественном деятеле Максе-Эммануиле Хаскелевиче Мандельштамме, состоявшем в отдаленном родстве с семьей поэта.
Десятилетняя Надя обратилась к нему по странному поводу: “Меня водили к старику проверять зрение, потому что в десять лет мне безумно захотелось носить очки, и я стала жаловаться на глаза. Умный старый врач разоблачил бы любого симулянта, но для этого нужно было догадаться, что симуляция для чего-то нужна. Никто бы не догадался, что девочке с косичками хочется носить очки. Бедный однофамилец моего будущего мужа возился со мной целый час, пока не придумал слабости глазного мускула и не выписал мне очки. Я поносила их с неделю, а следующие завела себе через полвека”
[51].
Между прочим, потом Н. Мандельштам показывала О. Мандельштаму эту глазную клинику, поскольку оказалось, что он, будучи на отдыхе в Териоках, встречал там старого окулиста. Дом, где жил доктор М.-Э. Мандельштамм, теперь переделан в торговое помещение (нынешний адрес – улица Михаила Грушевского, 8), а отдельное помещение клиники, стоявшее рядом с этим домом, утрачено.
2
Из дома на Рейтарской, 25, Надя впервые пошла учиться. Ее отдали в частную гимназию Аделаиды Жекулиной, находившуюся тогда в наемном помещении на соседней улице Ярославов Вал в доме № 36 (сохранился). Листок с записью о зачислении Хазиной Надежды, православной, дочери присяжного поверенного, в первый класс гимназии Жекулиной в августе 1909 года свидетельствует, что она вполне прилично прошла вступительное испытание. Ей поставили пятерки по Закону Божьему, русскому и немецкому языкам и четверку по математике
[52].
Не исключено, что гимназия была выбрана родителями Нади просто как ближайшая. Но, с другой стороны, этот выбор вполне соответствовал намерениям Хазина-отца и характеру самой ученицы. Гимназия, которую основала и содержала Аделаида Владимировна Жекулина, заметно отличалась от большинства женских учебных заведений города. А. Жекулина придерживалась собственных педагогических принципов и ориентировалась не на барышень, желающих получить “приличное” образование перед замужеством, а на девушек, рассчитывающих в жизни на собственные силы. В де кабре 1905 года, с разрешения царя Николая II, в ее учебном заведении была введена программа мужских гимназий
[53]. Отличие от обычной программы женских гимназий заключалось прежде всего в изучении латинского языка, что помогало воспитанницам готовиться к овладению юридическими и медицинскими профессиями. Очевидно, это сходилось с планами Я. Хазина на будущее младшей дочери. Ему также должно было импонировать, что гимназия Жекулиной стала одной из первых в Киеве, где в число изучаемых “живых” языков вошел английский (обычно ограничивались французским и немецким). Н. Мандельштам называла своего отца “англоманом”, “потому что Англия, по его словам, была единственной страной, где живут по законам. Диккенса он не признавал – «либеральная сантиментальность». Поэтому мой первый иностранный язык был английским. Ко мне в няньки выписывали англичанок – обычно пасторских дочек. «Они уважают детей», – говорил отец”
[54].
Позитивными качествами учебного заведения, в которое поступила Надя, были также высокий уровень педагогического состава и доверительные, дружные взаимоотношения в классах. Сплочению способствовали совместные мероприятия, такие, как познавательные экскурсии или загородные пикники.
Позже, в 1919 году, А. Жекулина вынуждена была эмигрировать (ее сыновья участвовали в Белом движении; между прочим, один из них – Николай Жекулин – был связан по издательским делам с О. Мандельштамом). Оставаясь верной своему педагогическому призванию, Аделаида Владимировна организовывала за рубежом русские гимназии. Скончалась она в 1950 году в Бельгии
[55].
Гимназия Жекулиной была однокомплектной, обучались там в основном девочки из интеллигентных семей. Среди одноклассниц Нади отметим Екатерину Кистяковскую – дочь потомственного дворянина Юлия Кистяковского, внучку профессора Киевского университета Александра Кистяковского, принадлежавшую к разветвленному роду украинских ученых и государственных деятелей. В том же классе училась Ольга Бош – старшая дочь профессиональной революционерки Евгении Бош, вынужденной в те годы эмигрировать, оставив двух девочек на попечение бабушки. Можно предположить, что Хазина, уроженка Саратова, поддерживала близкое знакомство с одноклассницей и ровесницей Еленой Браславской, дочерью провизора, также родившейся в Саратове
[56].
