У Миндлина – воровство книги, и Чуковский рассказал про воровство книги. Это так въедливо, что через десятки лет после смерти продолжается. Эта работа на снижение: если встречаешь что-то, что надо уважать, потребность унизить – огромная. Но то, что сделали с Мандельштамом, гораздо более серьезно – это уже бытовая компрометация, и волошинские анекдоты создавали совершенно другую характеристику этого, в общем, очень сурового человека. История с “Уленшпигелем”, история с Саргиджаном – это уже сознательно проводившаяся работа. Думаю, что начало ее в Волошине. Анна Андреевна на стены лезла, когда всё это слышала, и всё время повторяла, что страшной ошибкой О. Э. был Коктебель, что он ездил туда. Действительно, это было огромной ошибкой. ‹…›
К. Б. Извините, пожалуйста, комментарий к стихотворениям можно?
Н. Я. Номер триста двадцать четвертый: “Куда мне деться в этом январе”. Это тридцать седьмой год, абсолютное исчезновение всех людей, на улице не узнают… Оська писал стихи тогда и говорил, что ужасно хотел прочесть их кому-нибудь… Он пошел к поэту… я не помню к кому, почти что за город, а там приоткрыли дверь и сказали, что его нет дома. Вероятно, он был дома, но нормально так спрятался. Результат – эти стихи.
Этот домик <поэта> стоял на склоне горы, очень скользко было, и я ждала возле водокачки пока О. Э. звонил. Вот этот “мерзлый деревянный короб”. Естественно, что надо “читателя”, еще естественно, что хочется прочесть свои стихи – “советчик”, а “врач” – это уже обострение сердечной болезни. Еще?
К. Б. К следующему.
Н. Я. Номер триста двадцать пятый: “Где связанный и пригвожденный стон?” Постоянная тема мученичества. Я спросила: “А чьи это губы?”, и О. Э. сказал: “Может быть, мои”. Ну и вера в то, что когда-нибудь стихи будут услышаны, и люди начнут встречаться друг с другом, общаться, захотят видеть друг друга, а не будут прятаться.
Может быть, у вас есть конкретные вопросы?
К. Б. Вы можете объяснить “Софокл-лесоруб”?
Н. Я. Нет, я не могу объяснить. В это вложен какой-то смысл, но какой точно, я не знаю. Не нужно ли посмотреть Анненского? Главным образом античные представления Мандельштама больше всего зависели от статей Анненского…
К. Б. А в последней строфе “он” – это кто?
Н. Я. “Он” – это тот, у кого “наступающие губы”, “эти наступающие губы…”.
К. Б. А все эти стихотворения этого времени связаны с чем?
Н. Я. Мученичество, смерть и свободная песня, так?
К. Б. А не с рождением “Оды”?
Н. Я. А! Лишь в какой-то степени… У стихотворения триста двадцать пять (и триста двадцать четыре) < (“Где связанный и пригвожденный стон?..” и “Куда мне деться в этом январе?..”)> нету связи прямой с “Одой”. С “Одой” несколько дальше будет…
К. Б. Тогда начните с того, что до этого…
Н. Я. Хорошо, это начинается с триста двадцать седьмого “Песнь бескорыстная – сама себе хвала, утеха для друзей и для врагов смола…”. Мой вопрос – о “бескорыстной песне”, так? Дальше – и “Разрывы круглых бухт…”. Боком связаны с “Одой”, это не прямой ход, но… тема ссылки. Триста двадцать девятое <“Еще он помнит башмаков износ…”> прямо связано с “Одой”, через Кавказ.
К. Б. И что “он”, кто “он”?
Н. Я. Тифлис, город Тифлис. “А я его. Как он разноголос, черноволос, с Давид-горой гранича”. Ну, ведь гора – это гора в Тифлисе, она над всем городом стоит…
К. Б. Давид-горой, да-да.
Н. Я. Значит, Тифлис возвращает… “Помнит моих подметок скрытое величье”. Смысл подметок я раскрывала, стихи – всегда движение. В “Разговоре о Данте” – сколько Данте износил подошв. Тема мученичества – это косвенная связь с “Одой”, так, “светотени мученик Рембрандт”. “Вооруженный зреньем узких ос…” (триста тридцать первое) – это прямая связь. “Ода” начинается с того, что он рисует портрет и плачет, а тут нагло сказано “не рисую я”. Здесь три стихотворения боком с “Одой” связаны, неформально… триста тридцать два, триста тридцать три, триста тридцать четыре <“Как дерево и медь – Фаворского полет…”, “Обороняет сон мою донскую сонь…”, “Средь народного шума и спеха…”>. Безумная вера в то, что люди соединятся и будут счастливы.
К. Б. Это “Обороняет сон мою донскую сонь”?
Н. Я. Да, это близкая тема к великолепному стихотворению, но он тогда о нем не думал, но, вероятно, те же ощущения вызвали… Хлебникова, может быть, одно из лучших: “И когда толпа, ликуя, понесет знамена оптом, я проснуся, в землю втоптан, пыльным черепом тоскуя”. Он тогда не думал об этих стихах, но связь их, вероятно, существует. Связь, скорее ощущение, что, когда людям будет хорошо, его уже не будет. И всё это, вся тема “Оды” и вся жизнь “Оды” кончается “Я в львиный ров…”, это уже свободные стихи, это вне “Оды”. Все они свободные, как отрыв от “Оды”. Кончается эта книга “Я в львиный ров…”.
К. Б. Я понимаю, что это скорее не “О”, а своего рода отказ от “Оды”?
Н. Я. Все эти стихи – отказ от “Оды”. Я подробно писала, что “Ода” была насильственными стихами, но в нее он пытался вкладывать тот материал, который в нем лежал. Свободные стихи всё время вырывались и ломали “Оду”. И вместо того, чтобы… А здесь уже следов “Оды” не будет, это начинается “Третья Воронежская тетрадь” – без всяких следов “Оды”.‹…›
К. Б. (по-английски). Прокомментируйте письмо номер тридцать четыре. Александр Эмильевич Мандельштам?..
Н. Я. Он служил корреспондентом в Гослитиздате, т. е. писал аннотации на книги. Трудность заключалась в том, что он это писал официально.
К. Б. (по-английски). Прокомментируйте письмо номер тридцать пять. “А к Юнгу гулять ходишь?”
Н. Я. Юнг – это дача в Коктебеле. Если стоять лицом к морю, то это с левой стороны. Обычно говорили: “Идем гулять к Юнгу”, значит, шли налево по берегу.
К. Б. (по-английски). Номер тридцать пять. “У вас Якобсон, а у нас Луначарский”.
Н. Я. Она назвала человека, который сдавал помещение, очевидно, завхоз музейного ведомства, Якобсон.
К. Б. “Еще новость: Леонов арестовал мой ГИЗ”.
Н. Я. Задержал причитающиеся в ГИЗе деньги, вероятно, за какой-нибудь долг.
К. Б. (по-английски). Номер тридцать пять. “В Детском появился мой бывший богатый дядя Абрам Копелянский, старый…”
Н. Я. Я больше ничего не знаю о нем. Какой-то родственник матери.
К. Б. Что значит “Китайский”, “заходил недавно в Китайскую…”?
Н. Я. Китайская деревня, построенная, кажется, при Александре I. Небольшая деревенька в модном тогда китайском вкусе. Ее назвали Китайской деревней. Я не знаю, сохранилась ли она после немцев.
