19 августа <1969 г.>
Мой милый друг!
Во второй половине сентября я буду в Москве и буду страшно (ужасно, исступленно и т. д., и т. п.) рада повидать Вас. Приезжайте поскорее! Я сильно по Вам соскучилась. Ваша Надежда Мандельштам.
Я получила Ваше письмо только сегодня, так как живу в Переделкине на съемной даче и давно не была в Москве.
7 октября <1969 г.>
Мой молодой друг, которого, как я боюсь, мне уже никогда не увидеть…
Я вам отвечала не сразу оттого, что чувствовала себя довольно плохо. Дело было просто в старости, а не в определенной болезни. В этом году мне исполнится семьдесят лет – это гораздо больше, чем я когда-нибудь ожидала. Жалко, правда, что у вас здесь нет родственников. Постарайтесь раздобыть их!
[796] Почему бы и нет?
Написали ли вы свою книгу по-голландски?
[797] Мне будет довольно трудно читать ее, потому что для меня это “по-басурмански”
[798]. Но посылайте ее, если буду еще жива, когда она будет опубликована.
Как вам понравился Кларенс Браун? Он хороший. А Бéрлин? Пастернак говорил, что он самый умный человек, с которым он когда-нибудь встречался. А я как-то сомневаюсь. Борис был наивным
[799].
Вот так… Что же касается времени в поэзии Ахматовой, я не нахожу его философским. Думаю, что она чувствовала, какие были до нас поколения, но не то, что я назвала бы соотношением неподвижного времени и времени нашей жизни. А если Вы нашли что-нибудь еще, то буду более чем рада.
Люблю стихи Ахматовой от “Белой стаи” по пятидесятые годы. Некоторые стихотворения шестидесятых прекрасны (“Родная земля”). Но отрывки драматического произведения
[800] и “Полночные стихи” не для меня. Это любовная лирика старости. Кому она нужна? А что касается реальности по ту сторону времени, над которой она задумывалась, я совершенно с вами согласна. Вы совершенно правы. Она ее постоянно носила в своих мыслях. И это было то, что нас соединяло.
Не забывайте меня. Ваша Надежда Мандельштам.
У меня нет третьего тома
[801].
Кстати, я вполне понимаю вас. Я была оптимистична, когда мы познакомились. Это было давно. А теперь я слишком стара для оптимизма.
6 апреля <1970 г.>
Дорогой Кейс, очень рада была получить ваше письмо. Большое спасибо за книгу о Шенберге. Как вы знаете, я его очень люблю.
Я полностью согласна с вами в том, что Ахматова великий поэт, хотя в молодости и в старости она потворствовала своему ego. Но поэт – не святой, и ему позволяется иметь свои слабости. У Ахматовой в старые годы всё еще появлялись прекрасные стихи. Напоминаю вам “Родную землю”.
Я бы хотела говорить вам всякое не только мысленно. В первой половине июня буду здесь, а летом в Переделкине. Хорошо бы знать заранее, когда приедете. Вы знаете мой телефон, так что сможете мне позвонить.
Приезжайте. Давно пора это сделать.
Н. Мандельштам.
<8 августа 1970 г.>
Дорогой Кейс!
Я очень рада, что вы можете приехать. Пожалуйста, позвоните, когда приедете. В самый день приезда. Так? Договорились?
Вы, наверно, знаете мой телефонный номер. А если его забыли, даю его еще раз: 126–67–42. Не забывайте, что буду ждать вашего визита (или звонка) в первый же день.
Принесите мне коробку пастелей “Rembrandt”. Если будет стоить слишком дорого, попросите денег у издателей Мандельштама. Они будут в состоянии купить мне коробку пастелей, правда?
И лекарство с названием “Roter” (голландского производства – от язвы). (2 коробки). Это для меня.
Приезжайте. Ваша. Н. Мандельштам.
<7 декабря 1970 г.>
Мой милый Кейс!
Спасибо вам большое за письмо и за фото
[802]. Они очень хороши.
Я стала такой ленивой, что даже не в состоянии писать письма. Это мне не под силу… Но я очень рада получать их. Надеюсь, вы не забудете меня и будете время от времени писать мне несколько слов.
Я потеряла ваш адрес
[803].
Прошу написать мне, что получили это письмо.
Н. М.
31 июля <1971 г.>
Дорогой Кейс!
Я была очень рада получить ваше письмо. Получила его вчера, когда вернулась с дачи. Я ездила от одной дружеской дачи на другую и от этого смертельно устала…
Вы спрашиваете о значении “пеньковых речей”
[804]. Пенька – материал, из которого делают веревки. И для какой цели употребляются веревки, это Вы знаете (к черту всё это!)
[805]. Значение такое: “полные ненависти”.
