Товарищи, вечер окончен. Спасибо вам!”
[620]
После вечера
Выступление и проза Шаламова были, видимо, неожиданностью и для устроителей, и для председательствующего.
Валентин Гефтер вспоминает:
“Лица части сидящих в первом ряду были бледными – то ли от страха за мехмат и себя, то ли от неприятия услышанного, того, что перечеркивало их мир с собственной совестью и советской властью заодно с правопорядком. Но вот что Илья Григорьевич будет в шоке, предвидеть было сложнее. Тут же, в лифте он с упреком сказал мне: «Что ж вы меня не предупредили о том, что будет читать Шаламов!» Видно, только что сказанное выходило за пределы допустимого – даже при его опыте, умудренном всеми тонкостями подсоветского выживания. А может, именно благодаря этому опыту…”
[621]
Но, продолжает Гефтер, “…оргпоследствий после вечера Мандельштама, как мне помнится, не последовало. По крайней мере, известных мне. Не помню даже, был ли «разбор полетов» на комсомольско-партийном уровне, а тем паче – на административном”
[622].
А вот Надежда Яковлевна торжествовала и праздновала эту победу “у себя”, то есть у Шкловских в Лаврушинском. Тут “председательствующим” был Гладков:
“После едем к Шкловским. Я покупаю водку «Горный дубняк» (другой не было), колбасы, апельсины. Устраиваем пир. Н. Я. возбуждена и счастлива. Сидим долго. Коля читает стихи. Еду ночевать к Леве. Н. Я. по телефону благодарит И. Г. Странно, он с женой Л. М. на «вы», а она с ним «на ты». Слышать это удивительно почему-то. ‹…›
Рад за Н. Я. Она, кажется, осенью получает кооперативную квартиру”
[623].
Вскоре после вечера Н. Я. Мандельштам напишет о нем Н. Е. Штемпель: “Наташенька! 13/V был вечер Оси в МГУ – на мехмате. Председатель Эренбург. Выступали Коля Чуковский (дурень), Степанов, Тарковский, Шаламов. Народу масса… Всё отлично, хотя Чуковский и Тарковский несли чушь”
[624].
Так прошел первый в СССР публичный вечер Осипа Мандельштама. Зиновий Зиник называл его “ключевым эпизодом литературного инакомыслия той эпохи” и “увенчавшейся успехом политической акцией”
[625].
Так это или не так, но глотком свежего и поэтического воздуха для нескольких сотен людей, собравшихся в мехматовской аудитории, он безусловно стал
[626].
Эпизод непонимания: Н. Я. Мандельштам, О. С. Неклюдова и В. Т. Шаламов
(Публикация, вступительная заметка и комментарии С. Соловьева)
Писательница Ольга Сергеевна Неклюдова и Надежда Яковлевна Мандельштам общались, судя по всему, очень немного, хотя у них было немало общих знакомых.
Ольга Сергеевна Неклюдова родилась в 1910 (по другим данным – в 1909) году. По причине дворянского происхождения долго не могла поступить в институт, поэтому училась в трех разных вузах: во Владикавказе, в Саратове и в Москве, в Пединституте им. Н. К. Крупской. Оставшись в столице, работала журналистом, преподавала в школе, была литературным консультантом при Союзе писателей. Печататься начала в конце 1930-х гг., является автором более десяти книг повестей и рассказов; с 1943 года – член Союза советских писателей
[627]. Ее главная книга – роман “Ветер срывает вывески”, высоко оцененный Варламом Шаламовым, – так и не была опубликована. Замужем была трижды, последний раз с 1956 по 1966 год – за Варламом Тихоновичем Шаламовым.
Судя по всему, личное знакомство Ольги Сергеевны с Надеждой Яковлевной произошло именно в связи с вхождением Шаламова в круг общения Н. Я. Мандельштам.
Публикуемые письма относятся к периоду нарастающего охлаждения в отношениях между Шаламовым и Неклюдовой: об этом свидетельствуют нашедшие отражение в письмах того же времени последние попытки сохранить брак: “Не сердись на меня, приезжай с миром и будем склеивать нашу жизнь” (сентябрь 1965 года)
[628].
Вероятно, слухи об этом дошли через общих знакомых, например, через Л. М. Бродскую
[629], до Н. Я. В то же время именно в июне 1965 года завязывается бурная переписка Н. Я. с В. Т. Шаламовым после личной встречи на вечере памяти О. Э. Мандельштама 13 мая 1965 года.
В этой связи особенно понятно, почему попытка Н. Я. Мандельштам воспользоваться случайным, в общем-то, поводом “открыть глаза” Ольге Сергеевне на значимость мужа как писателя вызвала столь резкую отповедь со стороны последней. Ольга Сергеевна Неклюдова была человеком резким, страдала, как и многие, от цензурных препятствий своим публикациям, и потому такое отношение к ее рассказам со стороны столь уважаемого человека, вдовы гения, как и непрошеные советы от малознакомого человека не могли ее не покоробить. Знакомство их не продолжилось.
Письма публикуются по подлинникам, хранящимся в РГАЛИ. Ф. 2509. Оп. 1. Д. 22 (письмо О. С. Неклюдовой) и Д. 47 (письма Н. Я. Мандельштам).
Н. Я. Мандельштам – О. С. Неклюдовой <Не ранее начала июня 1965 г., Москва>
Милая Ольга Сергеевна!
Я всё собиралась написать вам, но у меня просто какой-то паралич: не могу ничего делать. Усталость это или просто “мрак”, не знаю.
Спасибо за ваши рассказы. Я их прочла с интересом. Жаль, что вы не можете перейти через свое собственное недовольство жизнью и посмотреть на нее более открытыми глазами. И я думаю, как Лидия Максимовна, что жизнь у вас складывается хорошо. У вас отличный сын, замечательный муж – первоклассный писатель и хороший человек. Чего еще? – в так называемом гедонизме – вы думаете, что жизнь создана для счастья. Вероятно, не находя его в чистом, беспримесном виде, вы чувствуете себя обиженной и не цените того, что у вас есть. Попробуйте оценить то, что у вас есть, и вы поймете, что у вас очень много.
