Между прочим, военную репутацию в Испании укрепили только двое из наполеоновских маршалов: Сульт и Сюше. Первый из них – своим великолепно проведенным отступлением перед превосходящими силами Веллингтона, сопровождавшимся упорными арьергардными боями (напомним, что отступление – самый сложный вид боя), а второй – успешным управлением оккупированной им территорией и обороной Валенсии и Каталонии.
Прибыв в Париж, Сульт присягнул на верность Бурбонам и вскоре был назначен королем Людовиком XVIII военным министром. Однако первое, что сделал герцог Далматский на своем новом посту, это предал военному суду отчаянного генерал-полковника гвардейских конных гренадер Реми Жозефа Эксельманса, обращаясь к которому Наполеон однажды воскликнул: «Невозможно быть более храбрым, чем вы!» Повинуясь распоряжениям короля и его окружения, Сульт выпустил декрет, предусматривавший изгнание из Парижа ряда наполеоновских офицеров. Лихой кавалерист-рубака Эксельманс, естественно, отказался выполнять этот декрет, считая его своеобразной чисткой офицерского корпуса и попыткой устрашения. Это разъярило ультрароялистов, и под их давлением герцог Далматский предал храброго генерала суду военного трибунала. Помимо неподчинения приказам военного министра, Эксельмансу вменялось в вину сношение с неаполитанским королем Мюратом, шпионаж, оскорбление короля, ослушание и нарушение присяги. Но, несмотря на огромное давление на суд со стороны королевского правительства, прославленный командир «больших сапожищ» Эксельманс в январе 1815 г. был оправдан, что явилось огромнейшей победой всех военных.
При высадке Наполеона во Франции, в марте 1815 г., позиция герцога Далматского показалась королю двусмысленной. Более того, окружение короля вынудило Людовика XVIII отправить маршала в отставку. Потеряв кресло министра, Сульт удалился в свое имение Вильнев-л’Этан. После того как Наполеон вернул себе власть, Сульт встретился с императором. О чем говорили эти два человека – неизвестно, но через несколько дней Сульт был назначен начальником штаба формирующейся Северной армии. Вскоре выяснилось, что Сульту не по плечу новая должность. В ней маршал оказался несостоятельным, совершал грубые ошибки и досадные промахи. В итоге он оказался неспособным заменить бывшего начальника штаба маршала Бертье. Накануне битвы при Ватерлоо Сульт, понимая всю важность этого сражения, умолял императора отозвать хотя бы часть войск маршала Груши. После завтрака на ферме Ле-Кайю Наполеон сделал оптимистические заявления. «Противник численно превосходит нас более чем на четверть, – говорил он. (На самом деле под командованием английского герцога находилось около 49 608 пехотинцев, 12 408 кавалеристов и 5645 пушкарей при 156 орудиях – всего 67 661 человек; французский император располагал почти 48 950 пехотинцами, 15 765 кавалеристами и 7232 канонирами при 243–246 пушках – всего 71 947 человек.) – Тем не менее в нашу пользу примерно 90 шансов, да и остальные десять – не против нас». Сульт не был настроен так оптимистично.
Между прочим, из маршалов Наполеона Сульт лучше всех знал тактику англичан. Ведь он сражался с англичанами, пройдя с боями буквально всю Испанию. Он высказал мнение, что герцог Веллингтон – способный генерал, а английские солдаты – грозный противник. «Вы считаете Веллингтона сильным полководцем лишь потому, что он смог победить вас, – уколол Наполеон своего начальника штаба. – А я говорю вам, что он слабый полководец и что у англичан плохая армия. Мы с ними быстро разделаемся». – «Надеюсь, что это так», – только и смог ответить Сульт. Его талант полевого командира так и не был использован Бонапартом под Ватерлоо против его «хорошего знакомца» и обидчика Веллингтона, манеру боя которого Николя Жан изучил за годы противоборства в Испании. Впрочем, что это меняет? Бонапарт был обречен, и даже победа в той битве уже мало что решала в его дальнейшей судьбе. Не так ли?
В атмосфере паники, распространившейся после Ватерлоо, Сульт вел себя очень порядочно и не только сделал все возможное, чтобы собрать беглецов, но и обнаружил исчезнувшего Груши. Ему продолжало везти. Он пробрался в свои родные места и был вовремя предупрежден, что его имя числится в «проскрипционных» списках тех, кто во время «Ста дней» перешел на сторону Бонапарта, и он подлежит расстрелу. Это предупреждение Сульт получил от одного английского офицера и джентльмена (все ветераны войны на Пиренейском полуострове относились к своим противникам с теплым чувством). Он воспользовался услугами одного из своих друзей, который, располагая дилижансом, перевез его на территорию Берга, где тот и провел в изгнании четыре года со своей женой и написал мемуары.
Только в мае 1819 г. опальному маршалу было дозволено вернуться во Францию, а в январе 1820 г. ему были возвращено звание маршала Франции, а также титул герцога Далматского. Однако никаких должностей он не получил и продолжал оставаться не у дел.
За время наполеоновских войн Сульт не только воевал, но и вывез «целый обоз» произведений искусств, к которым был неравнодушен. Его знаменитая художественная коллекция начала формироваться в Италии. Однако именно походы в Португалию и Испанию пополнили собрание маршала подлинными шедеврами живописи и скульптурными работами старых мастеров. Собирание произведений искусства рассматривалось Сультом как наиболее выгодный способ вложения капитала. Сколотив приличный капитал, теперь он жил на очень широкую ногу. Прошло много лет, и после смерти герцога Далматского все эти бесчисленные полотна и изваяния были проданы на аукционе, длившемся три дня, почти за полтора миллиона франков – сумма по тем временам астрономическая. При этом одну лишь картину Мурильо «Непорочное зачатие» оценили в 586 тыс. франков.
С падением династии Бурбонов в 1830 г. старый маршал встал на сторону нового короля Луи Филиппа, от которого получил кресло военного министра, но через два года спустя Луи Филипп отправил его в отставку. Спустя годы Сульт узнал новость, которая не могла оставить его равнодушной. Прах императора Франции Наполеона Бонапарта возвращался домой и готовился занять самое почетное место в Доме инвалидов. Церемония была весьма впечатляющей. Несмотря на жестокую стужу, на погребении присутствовали почти все оставшиеся в живых бонапартисты. Были там и четверо из шести последних маршалов: Сульт, Монсей, Удино и Груши. Мармон и Виктор уклонились.
Несмотря на то что Сульт уже давно не играл особой роли в политической и общественной жизни страны, Луи Филипп в 1847 г. присвоил старому воину высшее воинское звание маршала-генерала Франции, которое до него имели только трое: Тюренн, Виллар и Мориц Саксонский.
Остаток жизни старый маршал прожил в родном городе Сент-Амане среди своих «трофеев» – картин, скульптур и других произведений искусства, привозимых после каждого военного похода. Маршал был очень привязан к местам, где провел детство, и вовсе не хотел быть похороненным рядом с другими маршалами на переполненном парижском кладбище Пер-Лашез. Он приготовил себе место на провинциальном кладбище, где и был погребен. Сульт скончался в Сент-Амане 26 ноября 1851 г. Сейчас его родной город носит название Сент-Аман-Сульт.
P. S. Сульта отличали огромное честолюбие и политическая беспринципность. Он служил всем режимам, сменявшимся во Франции с конца XVIII и до середины XIX в. Его тяжелый и хитрый характер настраивал против него многих соратников и офицеров армии. Даже его собственный штаб никогда не любил маршала. Самыми отвратительными чертами его характера были жадность, тщеславие и воровство. Подобно Массена, Сульт брал все, что плохо лежало. Правда, в отличие от Массена, Сульт предпочитал брать все самое ценное, благо знал в этом толк. Не зря его дом скорее напоминал музей, нежели жилище. Недаром Наполеон потом иронично сетовал: «Мне следовало… расстрелять Сульта, самого большого грабителя из них». Как военный Сульт обладал выдающимися качествами военачальника, в частности огромной работоспособностью и глубоким умом. Наряду с маршалом Даву Сульт отличался стратегическим мышлением; он великолепно изучал страну, где воевал; перед битвой он внимательно и дотошно осматривал всю местность предстоящего сражения. Однако, как считал победивший его герцог Веллингтон, Сульт имел существенный недостаток: «…он знал, как привести и расположить войска на поле битвы, но он плохо представлял себе, как использовать их в ходе сражения». Примерно такую же характеристику дает маршалу Наполеон на острове Святой Елены: «…тот, кто гораздо лучше составит армейскую диспозицию, нежели возглавит армию». Конечно, ему не хватало гениальной разносторонности, способной превращать поражение в победу. Но ведь в истории человечества ею обладали лишь единицы среди великих полководцев! Сульт полагался на силу и мощь запланированного удара, и в случае неудачи после передышки он осуществлял другой. Если удача сопутствовала ему сразу, то его удар, как правило, бывал смертелен, словно удар шаровой молнии. Спокойный и хладнокровный, Сульт не кидался сломя голову в пыл сражения, как Ней, Мюрат, Ланн и Удино, однако это не умаляет его личную храбрость. Его проницательный и зоркий взгляд позволял ему видеть то, что в пылу боя пропускали многие маршалы-храбрецы французской армии. Он брал расчетливостью и методичностью, которой порой весьма не хватало другим его братьям по оружию. Поражения и неудачи не выводили его из состояния равновесия, он продолжал действовать так, будто это были не поражения, а мелкие недоразумения. Казалось, ничто и никто не могло вывести его из равновесия. Ему были неведомы апатия и депрессия, коим часто подвержены более пылкие и неуравновешенные «коллеги по ремеслу». А стало быть, никакая победа противника не давала моральной власти над ним. Сульт не был жестоким, мстительным и коварным человеком. Но в то же время он ни с кем не искал особого сближения, со всеми был подчеркнуто вежлив и холоден. Бонапарт знал сильные и слабые стороны Сульта и ценил его весьма высоко: «Сульт способный, но слишком честолюбив». Когда до ушей Наполеона дошла весть о том, что Сульт в Португалии пытается возложить на свою голову корону, император поначалу был недоволен сумасбродными действиями маршала, но потом добавил: «Я ничего не помню, кроме Аустерлица». Бонапарт имел в виду то, как Сульт прекрасно провел знаменитую атаку на Праценские высоты, решившую исход его самого блестяще срежессированного сражения под Аустерлицем.
